К 1900 г. в США имелось 333 тыс. норвежских иммигрантов первого поколения и 452 тыс. — второго. Для американских шведов соответствующие цифры составляли 581 тыс. и 500 тыс., для датчан — 151 тыс. и 156 тыс. За исключением шведской группы, второе поколение численно превышало первое, в случае норвежцев — значительно, а у шведов оно было немногим малочисленнее первого. Все это свидетельствует об известной демографической зрелости этих иммигрантских групп. Что касается различия в соотношении численности первого и второго поколения у разных скандинавских групп, то можно предположить, что оно объясняется более семейным характером норвежской и датской иммиграции, большей долей в ней сельского населения и относительной многодетностью.
Содержание
Ассимиляция второго поколения скандинавских иммигрантов
Второе поколение представляло собой, как и в других этнических группах, новую стадию ассимиляции. Оно охватывалось англоязычной государственной школой в еще большей степени, чем дети других иммигрантских групп. Иммигрантская семья, в особенности мать, и у скандинавов была хранительницей родного языка. Один из информаторов Хаугена, сын норвежских иммигрантов, пошел в школу 8 лет, зная по-английски лишь «Yes» и «No», однако быстро выучился говорить. Но дома мать запретила ему говорить по-английски и не отвечала, если он обращался к ней па этом языке. Так он сохранил норвежский язык, вернее, его диалект. Боргхильд Даль, выросшая в интеллигентной норвежской семье, вспоминает, что ее мать научила детей читать по-норвежски, прежде чем послать их в государственную школу. Позже, в университете Б. Даль по желанию матери стала заниматься норвежской литературой.
По наблюдениям Хаугена, норвежские дети как в городе, так и в сельской местности теряли сперва навыки норвежского письма, потом — навыки чтения. И все более ограничивалась их норвежская речь. В городах потомки иммигрантов, что подтверждается, в частности, данными Бэбкока, чаще предпочитали английский язык.
Языковые навыки американских скандинавов второго поколения
Языковые навыки американских скандинавов второго поколения можно показать на нескольких примерах. Одна из калифорнийских информаторш Ф. Фьельстрем, дочь иммигранта, родившаяся в Небраске в 1885 г., знала шведский язык, но предпочитала говорить по-английски. Другой информатор из того же района, привезенный в Америку пятилетним мальчиком и ставший там впоследствии деканом шведской теологической семинарии, говорил на чистом шведском языке, однако с провинциальным акцентом, вероятно заимствованным от родителей, но также предпочитал говорить по-английски. Боргхильд Даль, уже будучи специалистом по норвежской литературе, поехала в Норвегию, где обнаружила, что норвежский язык для нее — иностранный. Когда ей приходилось публично выступать по-норвежски, она испытывала трудности, так как думала по-английски.
Если в первом поколении женщины чаще мужчин употребляли только родной язык, пусть с заимствованиями из английского, то во втором именно женщины скорее переходили на английский язык, пользуясь им как средством социальной мобильности. Это, видимо, явление того же порядка, что лучшая школьная успеваемость девочек, которая наблюдается среди американских итальянцев и чернокожих, а также в других американских и неамериканских этнических общностях.
Один из персонажей романа Бойера, норвежский иммигрант, обучавший детей норвежского поселка в прериях, говорил о своих учениках, которых больше всего интересовало прошлое Америки: «Удивительно… дети уже изменили родине, которую родители покинули только ради наживы. Они будут американцами. Разве это плохо?».
Репатриация из Америки в скандинавские страны
В американо-скандинавской иммиграции, как и в других миграционных процессах конца XIX — начала XX в., заметную роль играла репатриация. Точное число людей, вернувшихся из Америки на родину, не представляется возможным установить, тем более что многие совершали длительные поездки в том или другом направлении по нескольку раз. Из норвежских иммигрантов, по данным Хаугена, вернулось за столетие до 1930 г. около 10 %. Особенно большие размеры приняла реэмиграция в 90-х годах в связи с экономическим кризисом, причем зачастую, например в Швецию, она имела временный характер. Норвежским морякам случалось проводить в Америке по нескольку лет, потом возвращаться на родину. Произведенное в 1907 г. обследование одного сельскохозяйственного округа в Швеции показало, что — 16% его крестьян побывали в Америке не менее одного раза. Такие поездки бывали средством поправить хозяйство. Подчас «возвращенцы» скупали крестьянские земли. Дж. Беркленд заметила в Норвегии, что там не любят «американцев», как называли в разных странах Европы репатриантов, за то, что они хвалятся своим богатством.
Репатриация оказала на Скандинавские страны несомненное экономическое и культурное влияние, исследование которого лежит за пределами данной работы. Отметим лишь некоторые социально-психологические явления, почерпнутые у той же Дж. Беркленд. Старший ее дядя Якоб, прожив в Америке много лет, по настоянию жены продал свое ранчо и вернулся в Норвегию. Там он завел ферму на американский манер, но дело не пошло, Якоб тосковал по Америке и кончил нервным расстройством. Эмигрантская тоска по родине достаточно известна, но, видно, не случайна и такая «вторичная ностальгия», как не случайны вторичные миграции. Другого дядю, Хальфреда, проработавшего 10 лет в Америке инженером, племянница застала в Норвегии «богатым бизнесменом», хорошо говорящим по-английски, и у нее возник вопрос, не является ли он больше американцем, чем норвежцем.
Общие закономерности ассимиляционного процесса
Общий ассимиляционный процесс развивался у скандинавских групп по тем же основным направлениям, что у всего иммигрантского населения. Определяющей была структурная, экономическая ассимиляция. Гамсун с некоторой дозой иронии писал в своей книге об Америке: «Переселенцы утратили свой покой, но стали очень деятельны и необыкновенно подвижны. Пребывание в Америке действует как стимулирующее средство. Силы и мыслительные способности стремятся к развитию; эмигранты приобретают это стремление непосредственно с того момента, как высадились на материк и начали зарабатывать деньги для первого же обеда». Пилблад пришел по поводу канзасских шведов к выводу, что для них «в вопросах заработка и в экономической организации приспособление к американским условиям шло очень быстро». Быстроту и легкость этого приспособления и в экономической и в других областях жизни десятилетиями подчеркивали скандинавские авторы, упирая на сходство традиций американцев и скандинавов. Подчеркивать, даже преувеличивать это сходство было выгодно, оно входило в положительный скандинавский стереотип. Автор письма, опубликованного в 1892 г. скандинавской газетой «Америка», заявлял — в связи с запрещением въезда китайцев в США: «Народ, состоящий из смеси и сплава лучших европейских элементов, вряд ли закроет дверь перед родственниками и друзьями». Народ имелся в виду американский, под его «родственниками и друзьями» подразумевались скандинавы, которым, по мнению автора письма, не грозило ограничение иммиграции, маячившее в то время перед многими европейскими национальностями.
Подобно другим иммигрантским группам, скандинавы старались в поисках группового престижа выискивать и восхвалять заслуги своих соплеменников в Америке. Американо-скандинавская интеллигенция делала это с большей уверенностью, с меньшим оттенком комплекса неполноценности, чем интеллигенция других иммигрантских групп. Еще в 1874 г. видный норвежско-американский культурный деятель Расмус Андерсон выпустил книгу о Лейфе Эриксоне под названием «Америка открыта не Колумбом». В тот же период среди американских норвежцев собирали деньги на сооружение памятника Лейфу Эриксону. Знаменитый норвежско-американский скрипач Оле Буль давал концерты, сборы с которых шли на эту цель. В кампании участвовал, между прочим, Генри Лонгфелло. Памятник был воздвигнут в Бостоне в 1887 г.
Не обошлась скандинавская иммиграция и без утопических проектов создания национальных государств в Америке. Вспомним, что проекты такого рода вынашивались целым рядом национальных групп. В 60-х годах XIX в., когда Миннесота стала вербовать шведских иммигрантов и поручила это дело упоминавшемуся выше Гансу Маттсону, шведско-американская пресса в ликующем тоне высказывала надежды на возникновение в этом штате «Новой Швеции». Позже норвежская писательница-феминистка Оста Хапстин, жившая в Бостоне, выдвигала проект «норвежско-американского свободного государства». Однако в условиях США конца XIX в. — и для скандинавских групп — подобные проекты оказывались еще более мертворожденными, чем затеи «Новой Германии», «Новой Ирландии» и т. д. в предшествующие десятилетия.
Хотя ассимиляция американских скандинавов развивалась, как мы видели, и в сельских районах, заселенных преимущественно ими, она, как и у других групп, быстрее и интенсивнее развертывалась в районах со смешанным населением и особенно в городах — самого разного размера, вплоть до Чикаго включительно. Недаром норвежские священники городов и городков Дальнего Запада жаловались на упадок национальных чувств — да и набожности — у своей паствы. Социолог П. Мапч, сравнивавший норвежское население двух висконсинских городков, нашел, что в том из них, который имел смешанное население, из американских старожилов и норвежцев, свободнее всего общались между собой люди из низших и средних слоев обеих групп, верхушка же их держалась более обособленно.
Дискриминация по отношению к скандинавским иммигрантам
Главной особенностью, повлиявшей на темп и характер ассимиляции скандинавских групп в Америке, была меньшая степень проявлявшейся по отношению к ним дискриминации. Они, конечно, тоже ее ощущали. Показателен, в частности, приведенный крупным этнографом Фр. Боасом разговор с дорожным спутником в поезде, шедшем по Дальнему Западу. На лесоразработках этой области, жаловался спутник Боаса, нет ни одного белого человека — все шведы или норвежцы. Однако более положительное по сравнению с большинством других иммигрантских групп отношение к ним окружающего общества было налицо. Как заметили социологи Дж. и Р. Юсим, если скандинавы отличались своим поведением от американских старожилов, то это рассматривалось лишь как «этническая эксцентричность». У других групп такое отличие трактовалось как нечто неправомерное, неприемлемое, одиозное.
В некоторой степени положительное, терпимое отношение к скандинавским иммигрантам было обусловлено их более высоким — по сравнению со многими другими группами, например с итальянской, — общественным положением в Америке: заметная доля их стала фермерами, что было в США весьма респектабельным занятием, часть работников наемного труда обладала привычной профессией и квалификацией, которые использовала в США. Но главной причиной выработки положительного стереотипа являлись расистские течения, о чем шла речь в начале этой главы. Видный американский историк Г. Ст. Коммеджер справедливо заметил, что, не натыкаясь на вражду в окружающей среде, скандинавские иммигранты не были вынуждены «находить убежище в шовинизме».
Таким образом, положительный скандинавский стереотип, бытовавший в американском населении, оказал весьма реальное влияние па этническое самосознание скандинавов, на их психологические установки, на их жизненные возможности. Его обратное влияние облегчило и ускорило их ассимиляцию.