Англоязычные иммигранты в США

Англоязычными иммигрантами, помимо ирландцев, являлись выходцы из Великобритании (собственно англичане, шотландцы, выходцы из Уэльса и Корнуэльса), а также из английской Канады. Все они отличались от ирландцев не только гораздо меньшей численностью, но и иным социальным положением как в стране выхода, так и в принимающей стране. Можно сказать, что они представляли собой типологический крайний случай: иммиграцию, наименее дискриминируемую и наиболее легко ассимилирующуюся.

Положение англоязычных иммигрантов в США

Эти группы отличались от других, в том числе и от ирландской, относительно более высоким имущественным и общественным положением. Многие британские выходцы принадлежали к квалифицированным рабочим. Так, на аптрацитовых шахтах валлийцы составляли рабочую аристократию. В Патерсоне, Лоуренсе и других городах работали квалифицированные английские текстильщики. Умелые металлисты, машиностроители и т. д. трудились на многих американских заводах.

В США ввозились в рассматриваемый период значительные английские капиталы, что иногда влекло за собой въезд работников соответствующих предприятий, реже — капиталовладельцев. Английские фермеры, в том числе капиталистические, скупали земли на Западе. Английские и шотландские капиталы вкладывались в перегонное скотоводство, расцветшее в прериях в первое двадцатилетие после гражданской войны. Американская корреспондентка петербургского журнала «Северный вестник» Вера Макгахан писала: «Носятся слухи о баснословных барышах, выручаемых английскими капиталистами и товариществами, раздающими свои земли в наем». Знаменитый английский писатель Р. Л. Стивенсон, проживший в США около года (1879/80), упоминая в одном из своих очерков о крупном землевладении в Калифорнии, добавлял: «… а землевладельцы в большинстве — американские или британские уроженцы». В статистических материалах Интернационала по той же Калифорнии отмечается, что «некоторые работодатели уже ввозят шотландских пастухов овец и собак и хвалятся их смелостью». Смелость, видимо, проявляли и пастухи, и собаки.

Англоязычные иммигранты в США

Рабочая иммиграция из Великобритании

Что касается рабочей иммиграции из Великобритании, то она, разумеется, никогда не состояла из одних квалифицированных рабочих; в последней же трети XIX в. доля неквалифицированных в ней увеличилась, что сообщило всей этой иммиграции ряд черт, сближавших ее, по мнению исследовательницы вопроса Ш. Эриксон, с развертывавшейся в те же годы иммиграцией из Южной и Восточной Европы. Нередко британским рабочим-иммигрантам, подобно выходцам из других стран, приходилось в этой связи менять профессию, род занятий, подчас и классовую принадлежность. Джеймс Грейстоп, письма семьи которого опубликованы Ш. Эриксон, батрак из-под Ливерпуля, попав в Америку, работал на железной дороге, затем на лесопильном заводе, пытался завести ферму и стал возчиком — владельцем упряжки на кирпичном заводе. Один из подсудимых по хеймаркетскому делу 1886 г., Сэм Филден, с 7 лет трудившийся на ланкаширской хлопчатобумажной фабрике, как писал он в автобиографии, работал в Америке на шерстяной фабрике, потом на ферме, затем на чикагских каменоломнях — чернорабочим и возчиком. Все эти перемены работы бывали обычно связаны с переменой места жительства.

Джон Бишоп, отец другой семьи, письма которой опубликованы в сборнике Ш. Эриксон, английский сельскохозяйственный рабочий, стал американским фермером, даже зажиточным. Дэйвид Лейнг, бывший в Англии чернорабочим, и в США долгое время работал поденщиком, но впоследствии поступил в железнодорожные мастерские в Индиане и стал там мастером. «Наши мастера — почти все англичане и шотландцы и многие рабочие тоже», — писал он сестре.

Поставщики технических кадров для американской промышленности, англичане и другие британские выходцы давали также кадры профсоюзных руководителей американскому рабочему движению, которому они принесли английский опыт экономической и политической классовой борьбы. В штате Нью-Джерси, куда после гражданской войны целыми группами переселялись английские шелкоткачи, гончары и др., британские рабочие часто бывали инициаторами стачек. В Трентоне, например, британские металлисты и гончары отличались боевым духом, хотя уровень жизни у них был выше, чем у большинства других рабочих-иммигрантов. Подобные черты часто делали английских рабочих нежелательными для хозяев и их подручных. Управляющий металлургическим заводом капитан У. Р. Джонс конфиденциально писал в 1875 г. некоему Маккэндлсу: «Нам нужно держаться как можно дальше от англичан, больших охотников до высокой зарплаты, малой выработки и забастовок». Далее капитан Джонс перечислил несколько более желательных для него национальностей, причем положительно отозвался о шотландцах и снисходительно о валлийцах (судя по фамилиям, сам он был валлийцем, а его адресат — шотландцем). Затем он подчеркнул: «Но имейте в виду, англичане — наихудшая категория рабочих, с какой мне приходилось иметь дело». Сходным образом охарактеризованы английские горняки в изданной в 1901 г. книге экономиста П. Робертса о добыче антрацита. «Чтобы сломить мощь англосаксонских работников, которые за годы процветания стали невыносимо заносчивыми и своевольными», — писал Робертс, хозяева нанимали на шахты славян, венгров, итальянцев и т. д. Как и в штате Нью-Джерси, здесь действовал этнический механизм американского капиталистического хозяйства.

Эмигранты-чартисты

Характерной для английской политической эмиграции фигурой предстает корреспондент I Интернационала в США английский иммигрант Роберт Вильям Юм, который в письме Генсовету Интернационала (от 1869 г.) таким образом объяснял одну из причин, по которым он покинул Англию: «Меня (и десятки тысяч таких, как я) считали недостойными быть представленными в парламенте, а также в местных органах власти». Подобными соображениями, вероятно, руководствовались и многие эмигранты-чартисты. Их было в США около 500 человек, многие продолжали пролетарскую борьбу и в Америке. Особенно активизировало их в этом отношении хеймаркетское дело (1886 г.), за жертв которого они деятельно заступались. При своей малочисленности иммигранты-чартисты, по мнению исследователя вопроса Р. Бостона, действовали на американское рабочее движение как катализатор, и влияние их не соизмерялось с их количеством. Мнение это представляется тем более основательным, что так же обстояло дело с влиянием немноголюдных секций I Интернационала, как отмечалось выше.

Разумеется, судьба иммигрантов из круга чартистов складывалась по-разному. Сыновьями чартистов были Сэм Филден, активный участник американского рабочего движения 80-х годов, и Эндрю Карнеги, знаменитый американский миллионер. Стоит отметить, что бывшим чартистом, притом сторонником «физической силы», являлся небезызвестный Аллан Пинкертон, основатель сыскного агентства, действовавшего в рабочих организациях и посылавшего банды вооруженных головорезов на подавление стачек.

Чартистских иммигрантов неизбежно постигало разочарование в «американском мифе» — подрывалась их вера в американскую демократию и в возможности рабочего человека в Америке — та вера, с которой они направлялись в США. Иллюзии подобного рода были широко распространены среди английских эмигрантов. Носителей таких иллюзий изобразил, в частности, Р. Л. Стивенсон в своих записках о путешествии в Америку в 1879 г. На пароходе он много общался с рабочими-эмигрантами из Англии. По его наблюдениям, они были настроены революционно. Ход их мысли Стивенсон изобразил так: «Мне не повезло… если бы произошла революция, мне бы повезло… Почему? Потому что — потому что — да поглядите на Америку!». Сам Стивенсон, считавший эмигрантов неудачниками, «сломленными людьми Англии», не верил, что эмиграция им поможет, но признавал, что романтические представления о США свойственны были и ему, подобно другим «пылким английским юношам». Много лет Америка была для меня чем-то вроде земли обетованной», — писал он.

Разочарование в американской демократии высказано, например, в письмах Уильяма Лэтта, профсоюзного деятеля из Глазго, внесенного там в черный список и вынужденного в конце 60-х годов эмигрировать в США. Письма эти, посылавшиеся им из Америки друзьям в Глазго, были там опубликованы в рабочей газете «Глазго сентинел». Лэтт разуверился во всеобщем избирательном праве (которого так добивались английские рабочие) главным образом потому, что законопроекты о 8-часовом рабочем дне в Америке не проходили. Он едко высмеивал американские выборы, в которых соперничающие партии обхаживают разные национальные группы избирателей. Лэтт нашел, что американские рабочие очень ценят деньги и потому обнаруживают меньше достоинства, чем он ожидал.

Этническая рознь

Английские иммигранты привезли из Европы наряду с другими чертами этнического быта отягощавшую их неприязнь к ирландцам. Антагонизм между теми и другими наблюдали, живя десятилетиями в Англии, Маркс и Энгельс и придавали ему серьезное значение. «Все промышленные и торговые центры Англии, — писал Маркс 3. Мейеру и А. Фогту в Америку, обладают в настоящее время рабочим классом, который разделен на два враждебных лагеря: английский пролетариат и ирландский пролетариат. Обыкновенный английский рабочий ненавидит ирландского рабочего как конкурента… Он чувствует себя по отношению к нему представителем господствующей нации… Он питает религиозные, социальные и национальные предубеждения по отношению к ирландскому рабочему».

Этническая рознь находила обильную пищу в общественном быту Америки, особенно это относилось к антиирландским настроениям. Упоминавшийся выше шотландский профсоюзный деятель Уильям Лэтт пренебрежительно отзывался об американских ирландцах в своих письмах из США, считая «Пэдди» только мастером кирки и лопаты. Особенно раздражало Лэтта то, как добывают партии на выборах ирландские голоса, обращаясь к «ирландской глупости», — произносят «что-нибудь приятное насчет их церкви, несколько проклятий английским тиранам» — и цель достигнута.

Об ирландских националистах с недоверием отзывался в письме к Энгельсу один из вождей чартизма Джордж Джулиан Харни, много лет живший в Бостоне и работавший там муниципальным чиновником: «Должен откровенно сказать, что не могу возбудить в себе ни малейшей симпатии к ирландским агитаторам, — писал он в 1880 г. — Я действительно симпатизирую страдающему народу, так же как сочувствую жителям Силезии и других мест. Но в ирландских патриотов я не верю… Те немногие, которые искренни, проповедуют фанатическую ненависть к Англии; а я недостаточно хороший христианин, чтобы отвечать любовью на ненависть». Далее Харни критикует агитацию Ирландской земельной лиги в теоретическом отношении. Помимо принципиальных несогласий, в этом письме, как и в некоторых других письмах Харни Энгельсу, звучит традиционная англо-ирландская рознь.

На бытовом уровне характерны отношения, складывавшиеся в упомянутой выше семье английских иммигрантов Грейстонов. Еще в Англии одна из сестер этой семьи, Энн, хотела выйти замуж за ирландца, железнодорожного рабочего Пата Морана, но этого не допустила ее семья. Пат Моран уехал к родне в США, но беременную Энн пришлось отпустить туда вслед за ним в сопровождении брата Джеймса (фигурировавшего выше). В Америке Джеймс Грейстон женился на ирландке, сестре Пата Морана. Надеясь завести собственную ферму, он с семьей одно время жил в Канзасе у замужней сестры — фермерши Кэтрин Бонд. Об исходе этой попытки не без язвительности писала Кэтрин Бонд другому брату в Ланкашир: «Жене Джима не понравилась прерия. Не было католической церкви, и в окрестностях очень мало ирландцев, зато много англичан. Но она добралась до такого места, где много ирландцев и церквей тоже… Джим стал у нее таким же добрым католиком, как она сама. Все его дети крещены в католической церкви.. .». С невесткой-ирландкой, видимо, было трудно примириться и в Америке.

Можно предположить, что в Америке бытовые и производственные контакты между англичанами и ирландцами происходили легче, чем в Англии. Вероятно, сама этническая рознь приобретала иные, «американские», черты. Ведь в США англичане уже не ощущали себя «господствующей нацией», ирландцы же не являлись больше единственным национальным меньшинством, а в конце XIX в. — и самым угнетенным. Однако для прекращения традиционной розни условий было мало, и заключались они, надо полагать, преимущественно в развитии американского рабочего движения, деятельными участниками которого являлись и англичане, и ирландцы.

Жизнь выходцев из Великобритании

Британские выходцы, писал в 1884 г. влиятельный американский журнал, — «настолько полностью ассимилируются, что их присутствие едва заметно». Этот широко распространенный взгляд нашел отражение в специальной литературе. Его высказал в свое время М. Л. Хансен. Ему соответствует, в основном, концепция исследователя английской иммиграции в США Р. Бертоффа. В соответствии с ним Ш. Эриксон назвала документальный сборник о британских выходцах в Америке «Невидимые иммигранты». Можно считать, что в этом воззрении отразилась самая характерная черта британской иммиграции в США, черта, отличавшая ее от других иммигрантских групп. Но в тени остался ряд других черт, роднивших ее с этими группами.

Р. Л. Стивенсон, приехав в США, сразу заметил, что об Англии там говорят тепло. «Куда бы я ни пошел, — писал он, — моя национальность оказывалась рекомендацией… и я знал, что нахожусь среди кровных родственников». Но несколько позже, в той же вещи, он сделал грустное замечание: «Все кругом говорили по-английски, но я понимал, что нахожусь в чужой стране».

И британские выходцы знали иммигрантскую ностальгию. «Я очень хотела бы опять увидеть Старую Англию, но боюсь, что никогда не увижу», — вздыхала Кэтрин Бонд в письме к ланкаширским родным. Но через несколько лет она же писала: «Теперь, поживши здесь в Канзасе, я никак не могла бы уехать в Англию, чтобы жить там. Воздух здесь такой легкий». Старый Джон Бишоп, описав сестрам свою ферму и материальные успехи детей, продолжал: «Но, дорогие сестры, мы предпочли бы жить в Англии», (а не в «Мерике», по орфографии Дж. Бишопа). Его сын Калеб, живший в США смолоду, расхвалив в письме к незнакомой кузине Америку и свои успехи там, добавлял: «Сначала я немного тосковал по родине, но скоро превозмог это и чувствую себя таким же счастливым, как лорд в Англии».

И англичане искали общества земляков и ощущали отчужденность окружающего населения. Кэтрин Бонд писала родным накануне рождества: «Янки — очень сухие люди. Они неважного мнения о Джонах Булях». Года через два она сообщала, что на день благодарения (чисто американский праздник) «мы поехали к другу. Это — английская семья». Дэйвиду Лейнгу сестра посылала из Англии газету, которую читали и его товарищи-англичане, и шотландцы.

В самом экономическом механизме иммиграции мы находим у британских выходцев знакомые по другим иммигрантским группам черты. Многие английские иммигранты ехали за океан к родственникам, свойственникам, землякам. В семье Кэтрин Бонд в Коннектикуте, где Бонды работали на ферме американцев, одно время жил земляк, работавший на той же ферме. Шотландский профсоюзный деятель Дэниел Маклаклан, прибыв в Нью-Йорк, сразу поехал в Бостон к зятю. Однако явление это было не так распространено среди выходцев из Великобритании, как, например, среди итальянцев, хотя бы потому, что в самой Великобритании большая семья была уже делом прошлого, и семейные да и земляческие связи не были так разветвлены и крепки. По данным Ш. Эриксон, родственники чаще приезжали в фермерские семьи британских иммигрантов, чем в городские.

Выходцы из Великобритании тоже посылали деньги родственникам на родину, но значительно реже, чем, например, ирландцы. А многие британские иммигранты даже получали деньги из дому, что нехарактерно для других групп и свидетельствует, в частности, о более высоком материальном уровне жизни населения Англии. И среди британских рабочих-иммигрантов наблюдалась в конце XIX в. репатриация и сезонные, «челночные» переезды через океан, за которые нападали на новых иммигрантов этого периода их гонители.

Бытовые привычки англичан в США

Англичане в Америке держались за прежние бытовые привычки, и особенно это касалось пищевых навыков — как у других этнических групп. Та же Кэтрин Бонд, будучи канзасской фермершей, писала брату, что ее семья продает свинину и добавляла: «Здесь нужно коптить мясо на продажу, но для собственного потребления мы готовим его, как в Старой Англии».

Английские иммигранты тосковали в Америке по английскому рождеству, по родственникам и друзьям, по родным местам — но не обнаруживали, как правило, воинственного национализма, какой свойствен был, например, ирландцам. Национальные организации у них играли значительно меньшую роль, чем у других этнических групп. Так, в Лоуренсе англичане много лет имели только спортивные общества. Но натурализоваться многие из них не спешили. Упоминавшийся уже Уильям Лэтт пишет на родину о «шуме насчет гражданства. Но если оно может нарушить мою верность дорогой старой родине, то мне его не надо».

По религиозной принадлежности британские выходцы не отличались от ядра американских старожилов, посещали местные церкви, и это сближало их с окружающим населением. Участвовали они и в таком специфически американском религиозном движении, как мормонство. Наряду с выходцами из Скандинавских стран они составляли важнейший контингент мормонской иммиграции. Однако, как и скандинавов, их влекли в центр мормонства Юту земные побуждения. Р. Киплинг (знаменитый английский писатель), ездивший по США в конце 80-х годов, попав в Юту, разговорился там с англичанкой, которую узнал по выговору. Семья ее переехала в Юту в 1884 г. «Мормонский агент был очень добр к нам, — рассказывала англичанка, — а мы были очень бедны. Теперь мы живем лучше — отец, мать и я… У нас есть своя земля… Я не такая, как эти шведы и датчане», — не упустила сказать, во вполне американском духе, собеседница Киплинга.

Если в иммигрантской иерархии выходцы из Великобритании и занимали первое место, то этого нельзя сказать об их положении в американском населении вообще. Так, англичане — иммигранты Бостона, города с сильными англофильскими традициями, занимали все же низшее положение по сравнению с местными американскими старожилами, например в среде служащих. Дети их, хотя имели гораздо более благоприятные исходные позиции, чем ирландцы второго поколения (очень многочисленные в Бостоне), не достигали того общественного уровня, что американские старожилы соответствующего поколения. Так же, вероятно, обстояло дело в других городах.

Смешанные браки

Как отражалось подобное положение па таком чувствительном показателе, как смешанные браки? Выходцы из Великобритании старались, как иммигранты из других стран, вступать в браки с соотечественниками, но браки с американцами заключались ими чаще, чем с выходцами из других стран. В письмах английских и шотландских иммигрантов, опубликованных Ш. Эриксон, немало упоминаний о смешанных браках — как в первом, так и во втором иммигрантском поколении. На американке был женат упоминавшийся выше Дэйвид Лейнг. Дважды женился на американках английский иммигрант Томас Петингейл, чиновник министерства финансов. Его брат Генри, инженер, был женат на американской ирландке второго поколения. На ирландке женился и упоминавшийся выше Джеймс Грейстон. Младший сын Джона Бишопа, привезенный в Америку малым ребенком и ставший там фермером, женился на американской немке второго поколения, уроженке Нью-Йорка.

Создается впечатление, что британские выходцы обладали разнообразными чертами, характерными для других иммигрантских групп, но — в более слабой степени и в целом находились в более благоприятной ситуации. В формулировке Ш. Эриксон, «не являясь полностью членами окружавшего их общества, они не находились в конфликте с ним».

Все вышесказанное в наибольшей мере относилось к собственно англичанам. Иные этнические элементы британской иммиграции имели свои особенности. Прежде всего — валлийцы, сохранившие свой язык. Практически они и в XIX в. были двуязычны, но валлийский язык являлся тогда языком церкви, весьма влиятельной среди валлийского населения, и имел сакральное значение. Многие верили, что он и есть язык рая. Второе поколение валлийских иммигрантов пользовалось английским языком все шире, и валлийские церкви, поскольку они сохранялись, также были вынуждены, к ужасу ортодоксов, вводить в богослужение английский язык. Подобные процессы, как известно, происходили и в других неанглоязычных иммигрантских группах. Они сказались и в антропонимике. Типично валлийские мужские имена — Джон Джонс и Вильям Вильямс — стали в конце XIX в. все реже попадаться в Ютике (штат Нью-Йорк), являвшейся валлийским центром.

Связь с европейской родиной и ее традициями была у валлийцев сильнее, чем у англичан. Так, многие американские валлийцы первого и второго поколений регулярно ездили в Уэльс на праздник искусств Эйстеддфод, особенно на ту его часть, которая предназначалась для эмигрантов. Эйстеддфоды регулярно проводились и в США, в Ютике, например, со второй половины XIX в. Хоровое пение, светское и церковное, чрезвычайно развитое в Уэльсе, стало отличительной чертой культуры американских валлийцев, которые распространяли его в Америке. Валлийские музыканты и певцы выступали в протестантских церквах Нью-Йорка и других городов.

Любовное культивирование европейских традиций было связано с тем, что в Великобритании валлийцы ощущали себя утесненным национальным меньшинством. Эта ситуация, подобная той, в какой находились ирландские иммигранты, была, однако, гораздо слабее выражена. Но национальной гордостью отличались и американские валлийцы. Валлийский рабочий-иммигрант в письме на родину рассказывал, как во время забастовок хозяева вербуют штрейкбрехеров в Европе. «Рад сообщить, — писал он, — что эти валлийцы, когда поняли, что их ввели в заблуждение, показали себя достойными мужества валлийского народа, выступив против этого предателя и его подручных. Они отказались работать, вступили в союз». Национальная гордость причудливо переплелась в этом письме с классовой.

Некоторые особенности общественного быта Уэльса способствовали ассимиляции валлийцев в США. Так, в религиозной жизни Уэльса безраздельно господствовали нонконформистские секты, особенно методизм, и валлийцам еще легче было влиться в церковную структуру Америки, чем англичанам, многие из которых были приверженцами англиканской церкви. Влияние кальвинистского богословия также сближало валлийцев с духом, преобладавшим в американском протестантстве.

Д. М. Эллис приводит данные о смешанных браках у валлийцев, из которых явствует, что доля таких браков возрастала с каждым иммигрантским поколением как по крупному городу штата Огайо Колумбусу, так и по штату Нью-Йорк. Любопытны факты, приведенные в этой связи Эллисом о своей родне. Дед его (по фамилии Джонс), рабочий каменоломен, переехал с семьей в США в 1887 г. Из его 11 детей семеро вступили в браки с валлийцами. Из 26 внуков (уже в XX в.) такие браки заключили только четверо.

Иммигранты из Шотландии в США

Шотландцы селились в Америке с начала колониального периода, чем гордились их далекие потомки, как и потомки многочисленных иммигрантов последующих столетий. Разделяя социальные преимущества всей иммиграции из Великобритании, американские шотландцы культивировали свою шотландскую национальную гордость. В последние десятилетия XIX в. это усугублялось тем обстоятельством, что в самой Шотландии усилилось национальное движение — стремление возродить гэльский язык, борьба за политическую автономию и т. п. Р. Л. Стивенсон следующим образом описал встречу, которая произошла у него на маленькой станции в Неваде: «Человек, державший станционную харчевню, был шотландец. Узнав, что я тоже шотландец, он проявил величайшее дружелюбие и стал давать мне советы по поводу того края, в который я теперь вступал. «Видите ли, — сказал он, — я вам это говорю потому, что сам я родом из вашей страны». При этом хозяин харчевни произнес приветствие на англо-шотландском диалекте. В одном из своих художественных произведений тот же Стивенсон описывает, с каким успехом проходил в Сан-Франциско «шотландский пикник» под названием «Сбор кланов», участники которого были в шотландских национальных костюмах.

Выделялись среди других британских иммигрантов и выходцы из Корнуэльса. Самым характерным занятием их было горное дело, в котором они подвизались в качестве рабочих-шахтеров (с прозвищем «родич Джек», «cousin Jack»), а подчас и в качестве хозяев.

Судьбу британских иммигрантов конца XIX в. облегчало распространившееся тогда в культуре, общественном быту и политике Америки англофильство. Оно уживалось с ростом американского национализма и находило идеологическое оправдание в англосаксонской теории.

Таким образом, британскую иммиграцию можно считать высшим слоем иммигрантского мира Америки, наиболее близким в общественном отношении к старожилам. Относительную легкость ее ассимиляции с ними можно, по-видимому, объяснить главным образом высотой ее общественного статуса, затем этническим и культурным родством с ядром американской нации, престижем английской культуры в Америке и англоязычием.

Еще легче, пожалуй, происходила ассимиляция англоканадцев, обладавших в значительной мере и общеамериканской культурно-хозяйственной традицией, тем более что значительную часть этого слоя составляли фермеры, перебиравшиеся на земли Среднего и дальнего Запада США.

Свидетельством, пусть отрицательным, приобщения тех и других к «американскому образу жизни» является активное участие ряда их в американских шовинистических организациях антикатолического толка, например в Американском защитном обществе.