Бытовые черты скандинавских иммигрантов

Какие бытовые черты можно отметить у скандинавских иммигрантов? На семейный быт накладывала отпечаток относительно большая доля женщин в этом населении, особенно у шведов. С этим было связано большое количество работающих женщин в городах, что мы видели на примере Чикаго. В сельских семьях женщины, разумеется, несли часть хозяйственной нагрузки. По наблюдениям Ф. Фьельстрем над жизнью шведских колоний в Калифорнии, разделение труда между мужем и женой было примерно таким же, как и в крестьянских семьях Швеции, но они совместно занимались строительными работами, уборкой урожая и т. д. Дж. Беркленд, которая сама выросла на норвежско-американской ферме, находит, что главное бремя хозяйства в этой среде лежало на женщинах. Ее мать должна была кормить много народу, ухаживать за птицей, за фруктовым садом, носить дрова и воду, но в поле она не работала и за скотом не ходила.

Фермерские семьи скандинавов в США

Работали на фермах и дети. Один из информаторов Э. Хаугена, росший в 90-х годах в Висконсине, рассказывал, что ходить в школу ему пришлось недолго. «Я был старшим из мальчиков, а у отца был большой долг, и он не мог нанимать работников, вот мне и пришлось оставаться дома и помогать ему. Когда я начал выезжать с упряжками в поле, мне было 6 лет». Другой информатор, видимо, из более зажиточной семьи и младший из 11 детей, должен был в 17 лет бросить ученье, чтобы работать на отцовской ферме.

Бытовые черты скандинавских иммигрантов

Как видно из приведенных примеров, фермерские семьи бывали многодетными, и это до известной степени относилось ко всей группе. Норвежско-американские семьи насчитывали 6—12 детей. По мнению Бэбкока, скандинавские семьи продолжали в Америке европейскую традицию многодетности — до 16, 18, 24 детей. Преуспевшие имели меньше — 4—5 детей, но все же это было больше, чем у американских старожилов. Пилблад, исследовавший сельскохозяйственные поселения шведов в Канзасе, тоже обнаружил в семьях иммигрантов до 8—15 детей. Дети канзасских шведов подчинялись отцу, досуг проводили в семье. Женщины не были особенно принижены. Прочность брака культивировалась, и разводы бывали очень редки. Один из информаторов Хаугена, живший в Америке с 1877 г., заявил, что развод был в среде норвежцев неизвестен.

Сохранялись родственные связи более широкого характера. П. Манч нашел, что в исследованных им норвежских городках Висконсина большая семья была центром притяжения для входивших в нее людей. В быту больших городов эти связи, конечно, ослаблялись. Норвежский родственник Дж. Беркленд с удивлением узнал, что приехавшая из Америки в Осло гостья ничего не знает о своей тетке и двоюродных братьях, живущих в Нью-Йорке.

Тенденция к эндогамии

Как и в других иммигрантских группах, при заключении браков господствовала тенденция к эндогамии. Если поблизости не находилось невест своей национальности, их искали в далеких местах вплоть до Европы. Норвежский пастор из Орегона Фридрихсен, письма которого регулярно печатали в 70-х годах норвежско-американские газеты, хвалил в этих письмах норвежских холостяков Тихоокеанского побережья и звал туда скандинавских девушек со Среднего Запада. В письме норвежского поселенца из Айдахо, напечатанном в газете того же типа в 1881 г., отмечается наличие в Айдахо целого ряда молодых неженатых норвежцев, которые были бы рады притоку норвежских девушек.

Упоминавшийся уже «дядя Якоб», о котором пишет Дж. Беркленд, заведший в Америке собственную ферму, поехал в Норвегию, женился и вернулся с женой в США. После смерти жены он опять поехал в Норвегию, женился на ее подруге и привез на заокеанскую ферму вторую жену. Характерно письмо из Америки в Швецию, опубликованное в книге Фл. Джансон: «Любимая, как ты живешь, жива ли ты еще?.. Замужем ты или нет? Если ты не замужем, то можешь завести со мной хорошую семью… Моя жена прошлой осенью умерла, и мне нужна другая жена. У меня только дочь 11 лет. Если ты можешь ко мне приехать, я пошлю тебе билет и деньги на дорогу… Мы с тобой не виделись около 24 лет. Ты, может быть, не знаешь, кто я? Меня зовут Эйнар… и ты была моей первой возлюбленной. Если не можешь приехать, то не знаешь ли какую-нибудь женщину, которая была бы хорошей домохозяйкой и захотела приехать?».

В Америке заключались подчас такие браки, которые в Скандинавии были бы маловероятны по общественным условиям или считались бы мезальянсом. Мать Дж. Беркленд была родом из города Трондхейма, где служила в гувернантках, его отец — крестьянский сын с весьма скудным образованием. Он говорил на одном из многочисленных норвежских диалектов, она — на городской разновидности норвежского языка. Дети этой четы даже не знали, что их дед по материнской линии был известным в Норвегии интеллигентом-радикалом. Для этих американских норвежцев второго поколения родители были просто американо-норвежскими фермерами. Героиня романа Бойера — барышня, дочь помещика, первого человека в округе, бежит в Америку с отцовским батраком.

Смешанные браки у скандинавов в США

Смешанные браки были нередки, как свидетельствует Бэбкок, основываясь, помимо статистических данных, на многих биографических материалах и личных впечатлениях. Но в значительной части это были браки между представителями разных скандинавских национальностей. Что касается браков с американцами, то чаще скандинавские женщины выходили за американцев, чем американки за скандинавов. Этому способствовало пребывание многих скандинавских девушек в качестве служанок в американских семьях. Близкие к этим тенденции специфически городского населения прослеживаются на примере чикагских шведов, у которых брачность и рождаемость благодаря большому количеству женщин брачного возраста были вообще высоки. По данным чикагских переписей, в 1870 г. в смешанных браках состояло 6% всего находящегося в браке шведского населения, в 1880 г. — уже 9%, при этом шведок несколько больше, чем шведов. Супругами их чаще всего бывали норвежцы и немцы, иногда датчане; американцев встречалось немало, англичане и ирландцы бывали редки.

Прежде всего возникает вопрос, не уменьшилась ли доля смешанных браков вследствие легкости составления брачных пар внутри шведской группы. Что касается этнического состава смешанных пар, то браки шведок, например, с норвежцами можно считать проявлением внутрискандинавской эндогамии, тем более что некоторые тенденции к формированию общескандинавской этнической общности в Америке, как отмечалось выше, имелись. Браки с немцами облегчались географической и культурной близостью к ним скандинавских народов в Европе, а также давними и прочными миграционными связями (в Германию, особенно на временные заработки, ездило множество людей из Скандинавских стран). В число американцев, как показывает опыт других городов, нередко включались иммигрантские дети, даже из той же этнической группы. Все эти соображения несколько снижают значимость смешанных браков. Но рост их очевиден.

«Полушведские» дети, отпрыски смешанных семей, составляли в Чикаго в последние десятилетия XIX в. только около 4% шведского населения. Это показывает, что далеко не все полушведские семьи оставались в шведской группе, что само по себе свидетельствует об ассимиляции. В сельской среде висконсинских норвежцев новые родственники из «чужаков» охотно принимались в традиционную норвежскую большую семью. Однако в такой же среде канзасских шведов смешанные браки осуждались, хотя заключались с начала существования группы, но особые возражения вызывали браки межконфессиональные. Это наблюдалось и наблюдается во всех этнических группах, что подчеркивает неистребимость и межконфессиональных браков. В рассматриваемый период норвежский пастор Хвистендаль, действовавший в Калифорнии, жаловался в норвежско-американской печати на то, что некоторые скандинавы женаты на католичках, и это затрудняет его профессиональную деятельность.

Чикагские данные показали, что смешанные браки чаще заключались шведами, жившими вне шведских национальных кварталов, и во всяком случае не в местах компактного поселения шведов. Социальный анализ тех же чикагских материалов привел Бейбома к заключению, что процент смешанных браков оказывался выше среди дельцов, специалистов, мелких служащих и ниже — среди рабочих, хотя и там повышался. Можно согласиться с Бейбомом, который связывает большую частоту смешанных браков с теми видами деятельности, при которых необходимо употреблять английский язык. При такой деятельности вероятность межличностных контактов с людьми другой национальной принадлежности повышается. Но следует также учесть, что и по опыту иных этнических групп социальная мобильность способствует ассимиляции, одним из высших этапов которой являются смешанные браки.

В архитектуре своих построек скандинавские иммигранты первое время старались сохранить обычаи родины, но долго эта традиция соблюдаться не могла. В калифорнийском шведском городке Хилмаре первые дома поселенцев в ряде случаев строились по шведским образцам — с крутыми крышами, с открытым балконом на втором этаже. Но тут же стало появляться калифорнийское новшество — крытая терраса на первом этаже. Преуспевшие норвежские фермеры, строившие новые дома, сооружали их уже на американский манер.

Европейские пищевые навыки держались у американских скандинавов (как, впрочем, у итальянцев) довольно прочно. «Мы почти всегда ели норвежскую пищу», — рассказывала Э. Хаугену о родительском доме одна из его информаторш, выросшая в Висконсине в иммигрантской семье в 80—90-х годах. На столе всегда был хлеб домашней выпечки. Из блюд информаторша называла норвежский мясной суп с овощами, гречишные оладьи, овсянку, кашу, норвежское блюдо «лефсе» и т. д. В калифорнийском городке Хилмаре ели шведские блюда, а традиционные продукты получали по почте от шведских фирм в городах американского Северо-Запада. Хауген отмечает, что норвежские блюда потреблялись больше по праздникам, повседневную же пищу норвежцы ели такую же, какая была в ходу у американцев. По личным воспоминаниям Бэбкока, в скандинавских фермерских семьях Миннесоты стол был более обильным, чем у их американских соседей (Бэбкок старался доказать, что уровень жизни у скандинавов не ниже, чем у американцев), и они были более привержены к праздникам.

Праздники в среде американских скандинавов

Самым главным праздником было рождество. Один старик — информатор Хаугена (во время интервью ему было больше 85 лет) — вспоминал: «В те дни на рождество варили пиво. Только на рождество мы и видели сахар. Как бы скудно мы ни питались в другое время, на рождестве мы жили хорошо». Другая информаторша Хаугена с удовольствием вспоминала ряженых и рождественскую пантомиму времен своей молодости. По этому поводу собиралась вся норвежская молодежь округи, и каждый старался угадать, кто скрывается под маской. Третий информатор описывал игры молодежи норвежского поселка на рождественских сборищах 80-х годов.

Шведские иммигранты перенесли в Америку рождественский обычай шведских деревень, где богослужение начиналось в 5 часов утра, — выставлять в этот час на окнах большие зажженные свечи, которые освещали прихожанам дорогу в церковь. На рождественский ужин подавались традиционные блюда — особым образом приготовленная сушеная треска и молочная рисовая каша. Шведские блюда, как и норвежские, прочнее всего сохранялись именно в рождественском меню. Калифорнийские шведы наряжали на рождество елку — с подарками; — как в Швеции. Однако сделавшая эти наблюдения Ф. Фьельстрем замечает, что теплый климат Калифорнии не способствовал сохранению традиции североевропейского зимнего праздника.

У канзасских шведов, как отмечает Пилблад, рождество также являлось самым большим праздником. Но Пилблад подчеркивает американские заимствования и общие черты американских и шведских рождественских обычаев. Так, к столу подавались, пишет он, и шведские, и американские блюда, Санта-Клаус и рождественские подарки заимствованы шведами в Америке, а рождественская елка наряжалась по обе стороны океана. Он же высказывает важную мысль о том, что рождественская традиция оказалась более устойчивой в нескольких поколениях американских шведов, чем шведский язык и другие стороны европейской шведской культуры. Эта же черта (устойчивость) относится также к шведской пище, как замечено и Ф. Фьельстрем в Калифорнии. Черты того и другого заимствовались у шведов окружающей американской средой. Так, даже ранняя рождественская церковная служба была перенята от лютеран-шведов другими протестантскими вероисповеданиями. Дж. Стивенсон, один из основателей американского иммигрантоведения, заметил, что шведские рождественские обычаи стимулировали празднование рождества в Америке, где этому препятствовали пуританские установки. Следует заметить, что начало этой американской традиции было положено в середине XIX в. немецкими иммигрантами, предшественниками шведских.

Из других скандинавских праздников в Америке соблюдался летний Иванов день, для норвежцев являвшийся детским праздником. В США в этот день у скандинавов устраивались пикники.

В обычаи американских скандинавов вошли и чисто американские праздники. В день национального праздника 4 июля калифорнийские шведы, по наблюдениям Ф. Фьельстрем, потребляли именно американские праздничные яства. В канзасских шведских поселках этот день отмечался шведскими народными плясками и песнями — причем пели традиционные в Швеции мужские хоры, а танцоры были в национальных костюмах — и торжественными речами на шведском языке. В день благодарения калифорнийские шведы в церковь не ходили, но принимали родственников, причем угощение было чисто американским.

Поскольку речь шла о работе — о повседневной трудовой деятельности, о способах ведения хозяйства, о технических и деловых приемах и т. д., вплоть даже до языка, в известной степени, — иммигранты были вынуждены принимать и осваивать порядки и обычаи окружающего населения. В области же игры, к которой можно отнести праздники, развлечения, эстетическую сторону жизни, большей была свобода выбора и, может быть, потребность в культурно-этническом самоутверждении определяла приверженность к европейским формам. Ассимиляция происходила и в этой, второй области, но, возможно, имела более обоюдный, взаимный характер, более походила на культурный обмен.

Праздниками — только не календарными — являлись семейные события, например свадьбы. В норвежских поселках Америки конца XIX в. устраивались большие свадьбы, на которые гостей созывали «по-норвежски» — специальный человек ходил по домам и приглашал. В беседе с Хаугеном родившийся в Висконсине норвежец вспоминал, что на его свадьбу после ужина явились трубачи, которые звонили в колокольцы, били по пилам, стреляли из ружей, и жениху пришлось дать им на пиво.

Сборищами, и не только семейными, становились также поминки, традиционные и для шведов, и для норвежцев, но в Америке устраивавшиеся не всегда. В норвежских поселках на похороны созывали таким же порядком, как на свадьбы, а после них происходила трапеза, подчас с изрядной выпивкой.

Пьянство, табакокурение и драки

«Днем мы работали, — вспоминал о своей юности на висконсинской ферме информатор Хаугена, — но как мы пили и дрались по вечерам!». Норвежцы и другие скандинавы пили много, на чем процветали многочисленные скандинавские же пивные. Пьянство было социальным бедствием в Скандинавии XIX в., действовавшие там в связи с этим общества трезвости, церковные и светские, получили большое распространение и в Америке, где издавна с большим размахом действовало свое трезвенническое движение, куда также вовлекались американские скандинавы.

Пьянство, как и злоупотребление табаком, назвал норвежский врач Крафт наряду с дурными условиями жизни и плохим климатом американского Северо-Запада в ряду причин усмотренной им деградации норвежцев в США. Статью соответствующего содержания он напечатал в 1892 г. в медицинском журнале г. Христиании. С ним полемизировали норвежско-американские врачи, находившие в иммигрантах и их детях, напротив, благодетельные физические перемены. И в том, и в другом взгляде имелся, вероятно, элемент предвзятости. Однако болезни, обусловленные, в частности, переменой образа жизни и обстановки, необходимостью резкой перестройки, имелись и в других иммигрантских группах, особенно у первого поколения. Среди американских скандинавов наблюдалось, по приблизительным статистическим данным, много психических болезней. Один такой случай — норвежского пионера, кончившего век в американской больнице для умалишенных, выразительно описал Бойер.

Музыка и спорт

Характерной чертой бытовой культуры американских скандинавов была музыка, особенно пение. Американские шведы второго поколения — информаторы Ф. Фьельстрем — вспоминали песни и музыку, наполнявшие иммигрантские дома их родителей. Эту традицию сохранили и они, и их дети. Музыкальная жизнь норвежских иммигрантов, по заключению Блегена, питалась из трех источников. На первое место Блеген ставит церковные песнопения, культивировавшиеся норвежской лютеранской церковью как в Европе, так и в США. Затем — норвежская народная музыка и, наконец, произведения норвежских композиторов, из которых самым популярным стал Григ. Можно с большой долей вероятия предположить, что скандинавы воспринимали и музыку, услышанную ими в Америке. На такой почве процветали традиционные норвежские мужские хоры «а капелла» (без инструментального сопровождения) и разные певческие общества — общескандинавские и по отдельным национальностям.

Создавались скандинавские спортивные общества. На тихоокеанском побережье скандинавские гимнастические организации 90-х годов состояли преимущественно из молодых рабочих и были связаны с профсоюзами. Зачинателями лыжного спорта в Америке стали норвежцы. В 70-х годах они в Монтане пользовались лыжами как средством передвижения, а в 80-х годах стали действовать норвежские лыжные клубы, соревнования, мастерские.

На американской почве возникала профессиональная скандинавско-американская культура. В последние десятилетия XIX в. в США печатались романы из иммигрантской жизни на норвежском и английском языках. Это не значит, конечно, что они расходились по всем иммигрантским домам. В семьях калифорнийских шведов Терлока (Калифорния), например, читали только религиозную литературу — библию и газету своей секты. Но в Чикаго уже в 60-х годах появился норвежский театр.