Я уже упоминал, что чернокожие составляют сейчас 12 процентов населения США. Следовательно, если руководствоваться законом формальной логики, они вправе ожидать, что хотя бы каждое десятое должностное лицо, пришедшее к руководству в результате выборов, будет чернокожим. А как на самом деле? Вот что свидетельствует статистика — я руководствуюсь данными, обнародованными вашингтонским корреспондентом французской газеты «Монд» 2 апреля 1969 года: из 520 тысяч лиц, занимающих в США выборные посты, только немногим больше 800 — афроамериканцы.
Летом 1967 года президент Джонсон в предвидении избирательной кампании назначил комиссию под руководством губернатора штата Иллинойс Отто Кернера, чтобы расследовать и обнародовать причины бунтов в гетто. Доклад этой комиссии был опубликован 1 марта 1968 года. Он разошелся огромным тиражом — 2 миллиона экземпляров. Его цитировали сенаторы и деятели соперничающих партий. О нем писали в газетах, говорили на митингах.
Авторы доклада признавали, что равенства нет, осуждали белый расизм и предлагали множество разных мер, чтобы помочь ликвидировать афроамериканскую проблему. Афроамериканцам обещали (в который раз?) подвергнуть реформе систему благотворительной помощи, предоставить работу каждому, кто в состоянии работать, уничтожить дискриминацию. Была и такая весьма многозначительная рекомендация: полиция должна использовать «более утонченную и гуманную технику» при подавлении бунтов.
Комиссию распустили. Выборы прошли. О докладе Кернера забыли. И вдруг в начале 1969 года некоторым деятелям пришло в голову проверить, что изменилось за год. Под покровительством сенатора-демократа Фреда Гарриса два частных фонда провели новое обследование, и вот 23 февраля газета «Нью-Йорк тайме» опубликовала пространное сообщение под такими заголовками:
«Соединенные Штаты приблизились еще на год к расколу страны на два общества (белых и черных)».
«В докладе частных организаций сообщается, что разделение и неравенство рас усилились».
«Поддерживают выводы доклада комиссии Кернера».
«Предупреждение, которое было сделано в марте прошлого года, справедливо».
«Опасность нового усиления беспорядков».
Обследованием установлено, что, пожалуй, наиболее эффективным оказался совет прошлогодней комиссии Кернера применять «более утонченную» технику подавления бунтов; начальник полиции скандально-знаменитого своими расовыми преследованиями города Атланта Герберт Дженкинс, например, заявил, что он сделал «все, что было в его власти», дабы осуществить этот совет.
«Однако подавляющее большинство рекомендаций комиссии, — констатировала «Нью-Йорк тайме», — от реформы благотворительной помощи до предоставления работы каждому, кто в состоянии работать, не было реализовано». И новая комиссия в своем докладе, озаглавленном «Год спустя», записала: «Мы еще на год приблизились к разъединению нации на две общины — белую и черную, еще более разделенные и еще менее равные… Нация в своем пренебрежении, возможно, сеет семена беспрецедентных беспорядков и раскола в будущем».
Вот так-то, господа из журнала «Америка», — слышите? И вы после всего этого осмеливаетесь заявлять, что «бунты афроамериканцев вспыхивают там, где создаются сравнительно справедливые условия жизни»? Вам бы пожить в Уоттсе на положении тех, кому, как вы выражаетесь, созданы «сравнительно справедливые условия существования, — что бы вы запели тогда?
Но хватит об этом, давайте теперь разберемся в том, что эти господа именуют «агрессивностью афроамериканцев».
…Длительное время среди афроамериканцев Соединенных Штатов была популярна идея борьбы с помощью «ненасильственных действий». Сотни лет афроамериканцы здесь были рабами белых, сотни лет всякое поползновение их напомнить своим безжалостным хозяевам, что и чернокожие — люди, кончалось зверской расправой, и матери пели, склонившись над колыбелями детей: «Ради бога, не поднимай руки на хозяина, лучше попытайся уговорить его стать добрее». Но шли десятилетия, шли века, жизнь угнетенных афроамериканцев становилась все невыносимее, и мысль об организованном сопротивлении угнетателям чаще и чаще зарождалась в гетто.
Потом все же началась борьба. Сначала пассивная, робкая. С оглядкой. Моления. Петиции. Шествия с церковными песнопениями. Стало популярным выражение «ненасильственные действия», занесенное сюда из далекой Индии. За такие действия выступали духовные наставники афроамериканцев — священники, и прежде всего популярнейший пастор Мартин Лютер Кинг из Джорджии. Это он произнес в памятный день 28 августа 1963 года в Вашингтоне, где проходила мощная, опять-таки ненасильственная, демонстрация, знаменитую речь, которую теперь знают наизусть миллионы афроамериканцев:
«У меня есть мечта… Я мечтаю, что в один прекрасный день на наших холмах Джорджии усядутся рядом за столом дружбы сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев. Я мечтаю о том дне, когда даже штат Миссисипи, ныне задыхающийся от несправдливостй и угнетения, превратится в оазис свободы и правопорядка. Я мечтаю о том дне, когда четверо моих ребятишек будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету кожи, а по их достоинствам. Это наши надежды. И я возвращаюсь на юг, убежденный в том, что нам удастся зачерпнуть в этом океане отчаяния каплю надежды…»
Как я уже упоминал, этот мечтатель не дожил до осуществления своей страстной мечты. Холодный океан отчаяния, о котором он с такой горечью сказал, покидая Вашингтон, сомкнулся над его головой: ему было суждено прожить после этой речи всего лишь пять с половиной лет. Расисты уже отлили для него пулю, и наемный убийца всадил ее в голову пастору, мечтавшему о равенстве и дружбе детей рабов и детей рабовладельцев. На его могиле высечены полные внутреннего трагизма слова: «Свободен наконец…»
Гибель Мартина Лютера Кинга потрясла Америку. Его собратья по гетто пережили страшный шок. В кинофильме Жюля Дассэна «Тутой узел», посвященном неразрешимой в условиях капиталистического строя расовой проблеме, я видел волнующие кадры: афроамериканцы Кливленда смотрят по телевидению похороны Кинга и слушают передаваемую на всю страну знаменитую вашингтонскую речь убитого пастора: «У меня есть мечта…» Их охватывает смешанное чувство неизбывной тоски и горячего гнева. И они решают: с методом «ненасильственной борьбы» надо кончать; теперь — действия, и только действия; на насилие афроамериканцы будут отвечать насилием! И вот уже они хватаются за оружие.
Это все не выдумано, это почти документально. Один из новых, более молодых вожаков афроамериканских бунтов, Элдридж Кливер, о котором я подробнее расскажу немного дальше, так и написал в статье, которую тогда напечатал журнал «Рампартс»: «Теперь мы будем свободно, без всяких предрассудков, использовать в Америке винтовку и бомбу, динамит и нож. Мы пустим кровь Америке. Америка будет страдать». И в том же Кливленде, как и в других городах, с новой силой вспыхнули ожесточенные бунты.
Коль скоро речь зашла о нашумевшем в Америке фильме «Тугой узел», скажу сразу же, что он вызвал острые споры среди афроамериканцев, и споры эти конечно же касались не художественной формы фильма, а его политического содержания. Мне трудно судить, чем руководствовался Дассэн, берясь за эту острую тему: скорее всего, им руководили добрые намерения — это честный деятель кино, и именно поэтому он подвергался в 50-х годах преследованиям со стороны недоброй памяти комиссии по антиамериканской деятельности Джозефа Маккарти; он даже был вынужден на время покинуть Америку и эмигрировать в Европу. Дассэн правдиво и беспощадно изобразил нищету и безысходность гетто Кливлэнда.
Но какова же подлинная картина афроамериканской борьбы сегодня?
Мой спутник по поездке в Уоттс, тихий и старательный деятель религиозного движения «Друзья на службе общества» Вогл, познакомил меня с президентом «Крестового похода братства», такой же религиозной организации афроамериканцев, преподобным Уолтером Бримондом; мы встретились в старинном кирпичном особняке причудливой архитектурной формы, принадлежащем Совету церквей Лос-Анджелеса. Среди каких-то странных каменных барельефов и мозаичных панно собирались люди различных вероисповеданий. Они о чем-то совещались, спорили. Уолтер Бримонд, пожилой афроамериканец с усами, бородкой и курчавой седеющей головой, глядел на редкостного в этих краях советского гостя своими усталыми умными глазами и говорил о том, как он понимает те перемены, которые происходят в афроамериканском движении сегодня.
«Крестовый поход братства» — одна из старейших организаций, ее истоки восходят ко временам рабства: уже тогда афроамериканцы пытались как-то объединяться, чтобы помогать друг другу. Участники этой организации и сейчас заняты тем же, их заботы — строительство домов для жителей гетто, помощь безработным в поиске работы, обучение подростков. Они не чураются сотрудничества с белыми. «Идет борьба за то, чтобы выжить», — скромно заметил Бримонд. Тем интереснее мне было узнать, что даже этот умеренный деятель с пониманием и сочувствием относится к активным формам афроамериканского движения, которые сейчас приобретают все более широкое распространение в Соединенных Штатах.
— Я лично не сторонник насилия, — сказал мой собеседник. — Я ненавижу насилие. Но я, как афроамериканец, симпатизирую тем, кто отвечает белым расистам ударом на удар. В этом — противоречие, но вся жизнь соткана из противоречий…
Он задумался и продолжал: — Черные люди в Америке — жертвы колонизаторов. Нас угнетали веками. Нам вколачивали в головы, что мы неполноценные существа, что мы недочеловеки. Многие из нас смирились с этим, начали думать, что мы и впрямь какая-то грязная, подлая раса, не заслуживающая лучшей участи. И вдруг афроамериканец открывает, что быть черным — это прекрасно, а не подло. Что у афроамериканцев древняя богатая цивилизация, которую отняли у нас расисты. Что наши предки там, в Африке, откуда нас силой привезли сюда, еще три тысячи лет назад создали свой алфавит. И наши люди начинают обретать национальное самосознание. Начинают гордиться тем, что мы афроамериканцы, ведь наши корни и там, и здесь — и в Африке, и в Америке. Иногда это увлечение приобретает странные формы: кое-кто начинает отрекаться от английского языка и берется изучать суахили, кое-кто отказывается от современной одежды и облачается в африканские наряды — бубу и конга. Но все это в конце концов детские болезни. Главное же — это пробуждение у афроамериканцев сознания своей полноценности и решимости самоотверженно бороться за свои права…
— А вооруженная борьба? — Ну что ж, — сказал преподобный Уолтер Бримонд, — угнетенный и преследуемый человек имеет право на само-оборону. Я не хочу утверждать, что в Америке сейчас такая же ситуация, какая была когда-то в Германии, — это, конечно, разные вещи. Но если белые расисты первыми поднимают оружие, то черные люди Америки имеют право обороняться…
Черные пантеры
Я вспомнил о разговоре с преподобным Уолтером Бримондом неделю спустя в Сан-Франциско, когда приобрел на улице у одетого в кожаную куртку молодого афроамериканца с бородкой и пышными курчавыми волосами отпечатанную на ронеотипе самодельную газету «Черные пантеры» — орган афроамериканской организации того же названия. На первой странице газеты был отпечатан портрет такого же молодого афроамериканца, который восседал в плетеном кресле, напоминающем африканский трон, держа в одной руке ружье, а в другой копье. Это был Хью Ньютон, один из основателей и руководителей партии «Четыре пантеры», — сейчас он сидит в тюрьме.
«Черные пантеры» пока не являются значительной политической силой, но, с одной стороны, влияние их примера все шире распространяется в афроамериканских гетто, а с другой стороны; буржуазная пресса, широко публикуя рассказы об этих людях, усиленно запугивает обывателя призраком «афроамериканцы с ножом в зубах».
Кто же они такие, в самом деле?
Несчастье современного афроамериканского движения, раздробленного и противоречивого, состоит в том, что у него нет единой солидной политической программы. Усилившееся в последнее время тяготение к национальному самопознанию еще не увенчалось пониманием того, что же надо сделать, за что и как надо бороться. «Черное сознание», как выражаются в Америке, зачастую определяется пока двумя звонкими фразами: «Быть черным — это прекрасно» и «Кричите громче — я афроамериканец и этим горжусь» — так поет популярный певец Джон Браун.
И вот, в фильме Дассэна «Тугой узел» мы видим такую, например, сцену: на тайное сборище «черных пантер» приходят белые участники Движения за предоставление афроамериканцам гражданских прав, — они предлагают продолжить сотрудничество. И что же? «Черные пантеры» изгоняют их: «Вы белые, и нам с вами не о чем говорить. Если вы все же хотите помочь нам, мы просим вас только об одном: дайте нам оружие».
Преподобный Бримонд в беседе со мной сказал, что эта сцена искажает действительность. «Черные пантеры» не против союза с белыми. Лишь черные мусульмане выступают за полную сегрегацию: они предлагают создать «Новую республику Африки» в пяти южных штатах, выселив оттуда белых. И все же нельзя отрицать, что пресловутый «расизм наоборот», выражающийся в стопроцентном недоверии к любому белому, находит определенное распространение в гетто, и это, конечно, не усиливает, а ослабляет борьбу афроамериканцев за свои права…
Но вернемся к «черным пантерам» и попытаемся на их примере разобраться в тех новых явлениях, какие характерны нынче для афроамериканского движения в США.
Кто такой Хью Ньютон, чье экстравагантное изображение, словно икону, печатает газета «черных пантер»? Как он и его друзья организовали свое движение?
Ньютону было всего 25 лет, когда его схватили полицейские после перестрелки в рабочем пригороде Сан-Франциско Оклэнде — он был обвинен в убийстве «служителя порядка». Это было 28 октября 1967 года. Но к этому моменту он уже прошел долгий и трудный жизненный путь.
Родился Ньютон в штате Луизиана, был седьмым ребенком в семье священника баптистской церкви. Год спустя обремененный большой семьей и удрученный многими невзгодами Ньютон-старший оставил свою церковь и переехал в Оклэнд, чтобы стать там служащим. Здесь жить было чуточку легче, но гетто оставалось гетто. Расовая рознь ощущалась на каждом шагу, повсюду, даже в школе, где белые дети били черных, и маленький Хью очень рано понял, какая это трагедия — быть темнокожим. Он быстро ожесточился, на тумаки отвечал тумаками, и его не то двадцать, не то тридцать раз выгоняли из школы.
Все же Хью Ньютон окончил школу и с трудом поступил в юридический колледж. Там он сразу же принял участие в политической борьбе и показал себя националистом крайних взглядов. Как и многие его ровесники, он увлекался анархистскими выходками, граничащими с авантюризмом. Надо видеть и знать нравы страшных афроамериканских гетто, чтобы понять, как и почему там даже люди образованные вступают на такой путь, видя в нем орудие борьбы с «белой властью».
Я был в Оклэнде, бродил по парадным улицам этого пригорода, где все напоминает о писателе-бунтаре Джеке Лондоне, который жил и работал там. В Окленде на берегу океанского залива есть даже красивая площадь имени Джека Лондона, на ней вместо музея стоит дорогой ресторан для туристов, где стены увешаны фотографиями писателя. Но поблизости от этой нарядной площади, выставленной напоказ, начинаются мрачные кварталы гетто, которые потрясли бы даже автора «Железной пяты», предвидевшего век человеческого рабства в этой стране.
Вот там, в страшном мире нищеты и безысходного отчаяния, и родилось это движение, в котором причудливым образом смешались мечты о справедливости и авантюристические приемы борьбы, когда способный студент колледжа Хью Ньютон и его приятели одновременно изучали социальные науки и занимались «актами экспроприации», толковали о революции и совершали вооруженные нападения на белых расистов.
В 1964 году 22-летний Ньютон был приговорен к году тюрьмы. Он доставил тюремщикам немало хлопот: организовывал бунты заключенных, устраивал голодные забастовки. Выйдя на свободу, Ньютон заявил: «Я убедился, что нет большой разницы между жизнью в тюрьме и существованием вне ее. И тут и там белые с оружием в руках угнетают черных».
