Движение Незнаек

Антииммигрантские шовинистические организации не были новостью для США. Кратковременные партии этого толка возникали с 30-х годов XIX в. Однако к началу 50-х годов движение сильно разрослось и приняло внушительные размеры. Это казалось реакцией на небывалый подъем иммиграции в те годы, но в сущности возникало из всей накаленной общественной атмосферы кануна гражданской войны. В 1849 г. образовался тайный «Орден звездного знамени» («Order of the Star Spangled Banner»), члены «которого обязаны были на вопросы об ордене отзываться незнанием и потому заслужили прозвище «незнаек» (Know Nothings). Через несколько лет орден был поглощен другим тайным, очень обширным, общёством — «Орденом объединенных американцев» («Order of United Americans»).

Участие Незнаек в выборах

В 1854 г. «незнайки», не ограничившись погромами и уличными проповедями, выступили на большую политическую арену. Они стали баллотироваться на выборах, блокируясь для этого с другими политическими партиями, чаще всего с вигами, а также самостоятельно, и одержали крупные избирательные победы в ряде штатов, главным образом восточных. В конгрессе США их насчитывалось почти 100 человек. «Незнайки» претендовали в эти поды на миллионы сторонников и держали в страхе и напряжении все иммигрантское население. В 1855 г. они созвали национальный съезд, на котором приняли название «Американская Партия». Этой партией руководил блок крупных капиталистов и рабовладельцев, причем рабовладельцы все более брали верх. Но тогда же, в момент, казалось бы, наивысшего торжества, среди «незнаек» начались расколы — по тому самому вопросу о рабстве, которого они старательно избегали. Это было началом их конца. Через год последовал окончательный раскол. Выдвинутый «незнайками» в президенты Филмор потерпел в 1856 г. поражение почти во всех штатах. Накануне гражданской войны «Американской партии» уже не существовало, а группы «незнаек» продолжали действовать только в местном масштабе — и значительно менее широко. Таков очень краткий очерк внешней истории «незнайства».

Риторика, агитация и пропаганда движения незнаек

Лицо его определяла крикливая, громогласная антикатолическая пропаганда, направленная преимущественно против ирландских иммигрантов. Идеологически это течение брало свое начало в воинствующем протестантстве, которое и в Англии XVI—XVII вв. и в Америке XVII—XVIII вв. было связано со становлением наций и формированием буржуазного национализма, исповедовавшегося также и «незнайками». Почти во всех протестантских церквах Америки раздавались в 50-х годах антикатодические проповеди. Одна северокаролинская газета напечатала в то время следующее сатирическое меню «незнайского» обеда:

1. католический бульон или иезуитский суп,
2. жаркое из католика или жареный пап,
3. поджаренный большой палец с папской ноги,
4. жаркое из монашек, очень вкусное и нежное;
5. Десерт — пряное ирландское произношение или сладкий немецкий акцент».

Менее заметной, но очень существенной стороной «незнайства» была травля радикалов, направленная против немецких иммигрантов. Сенатор от штата Миссисипи Адамс, внесший в сенат билль о продлении срока натурализации иммигрантов до 21 года, заявил, что решился на это когда узнал об оскорблении, нанесенном сенатору Дугласу толпой немцев. Сенатор от Пенсильвании Купер, предлагая запретить въезд в США «каторжникам и нищим», отнес к той же категории «смутьянов, преступников, заговорщиков…». Кто боялся европейских «смутьянов» и почему, показывает выступление другого представителя «незнаек», конгрессмена от рабовладельческого штата Миссури, Кеннета, который патетически спрашивал: «Разве эти приемные граждане не сочувствуют в большинстве тем, кто считает рабство грехом, а его прекращение долгом?» Нападками на европейских радикалов изобилуют и речи в конгрессе других южан. «Незнайки» были очень сильны на Юге в середине 50х годов. «Нью-Йорк дейли трибют» язвительно спрашивала, почему это произошло именно в южных штатах, «где нет ни иностранцев, ни католиков, которых нужно подавлять». Но южане боялись не только аболиционизма иммигрантов, они хотели, приостановив рост иммиграции и в особенности натурализацию иммигрантов, сократить численный перевес населения Севера и удельный вес его «представителей в конгрессе. Если не будет приостановлена иммиграция, Юг отделится, — грозили они. Рабовладельцам было свойственно презрение к труду и к рабочим людям. Мэрилэндский рабовладелец Соллерс, защищая в конгрессе «незнаек», заявил: «Что наши великие сооружения построили иммигранты, можно сказать с таким же успехом, как то, что их построили лошади и скот, использованные на строительных работах». «Почти единодушно они (иммигранты) враждебны рабству чернокожих, потому что оно вступает в прямую конкуренцию с их собственным трудом», — говорил Соллерс далее. Рабовладельцы отчетливо представляли себе, хотя бы на примере относительно немногочисленных рабочих — иммигрантов Юга, — несовместимость иммиграции с рабством. Эта антитеза находила идеологическое и конкретно-политическое выражение в движении «незнаек» Юга.

«Незнайки» имели очень много сторонников в северо-восточных штатах. Здесь их агитация носила преимущественно антикатолический характер, они разжигали религиозный фанатизм. Католики подчиняются политической власти папы, они голосуют скопом, по указке священников, от них зависит исход выборов — такие ходячие аргументы можно встретить, например, в речи массачусеттского конгрессмена Нат. Бэнкса. В пору всеобщего политического разброда и размежевания людской состав движения «незнаек» был очень разношерстным. Здесь можно было встретить даже иммигрантов: протестантов, (когда велась антикатолическая кампания, и консерваторов-католиков, когда травили европейских революционеров. Здесь были виги, в меньшей мере демократы, были реформаторы и аболиционисты. «Незнайки» имели последователей и из коренных американских рабочих и демагогическими приемами старались расширить свою базу среди них. «Я не хочу, чтобы эти стаи нищих, — восклицал в палате представителей конгрессмен из Алабамы В. Смит, — поглощали хлеб местных бедняков». А другой южанин, «незнайка» Кокс, опрашивал: «Если ежегодный ввоз в страну больших количеств рабочих снижает заработную плату местного рабочего, то странно ли, что он желает предотвратить их приезд?». Эта агитация переплеталась с общей демадемагогической антиаболиционистской агитацией южан, нацеленной на северных рабочих. «Незнайки» разжигали бытовавшую в отсталых слоях коренных рабочих неприязнь к иммигрантам, которая объяснялась боязнью их конкуренции. Ф. А. Зорге отмечал, что в Новой Англии, например, коренные рабочие «обнаруживали мало солидарности с иммигрантами», и отсюда выводил некоторые стороны нейтивистского движения. О подобных настроениях в рабочей среде Ленин полувеком позже отозвался резко отрицательно. По поводу попыток делегатов США и Австралии на Международном социалистическом конгрессе в Штутгарте ввести в резолюцию конгресса насчет эмиграции и иммиграции пункт о желательности запретить иммиграцию кули он писал: «Это — тот же дух аристократизма среди пролетариев некоторых цивилизованных стран, извлекающих известные выгоды из своего привилегированного положения и склонных поэтому забывать требования международной классовой солидарности».

Наличие среди «незнаек» Севера аболиционистов и других реформаторских элементов (отчасти объяснявшееся реакционной ролью католической церкви и ее влиянием на ирландское население) давало южанам-демократам (а демократическая партия считалась традиционной защитницей иммигрантов) благодарную возможность отождествлять «незнайство» с аболиционизмом. «Аболиционизм и «незнайство» — сродни», — сказал в конгрессе один из них, и на все лады повторяли в своих длинных речах другие. Худшего прозвища для своих противников южане придумать не могли. В споре с «незнайками» рабовладельцы-демократы отстаивали и еще один дорогой их сердцам принцип — права штатов, который для них означал право южных штатов на сохранение рабства. Если принять требование «незнаек» о «продлении срока натурализации до 21 года, то это нарушит права отдельных штатов, «которые теперь предоставляют гражданские (права иммигрантам по своему усмотрению, — утверждали они.

Если на Севере и Юге «незнайство» процветало, то в западных штатах оно добилось наименьших результатов — иммигранты составляли существенную часть их населения, и потребность в притоке иммигрантов была там очень велика.

Массовый террор

«Незнайки» организовали широкую пропагандистскую кампанию в прессе, в книгах, на собраниях и т. д. Появились даже конфеты, зубные щетки и т. п. под названием «незнайка» и суда под этим наименованием. Иммигрантов высмеивали и травили. Но главным, пожалуй, средством «незнаек» был массовый террор. Для этого они имели специальные организации и, попросту, банды, состоявшие преимущественно из юнцов. Такой, например, была нью-йоркская юношеская организация «Орден американской звезды». В Нью-Йорке же «незнайки» использовали многие существовавшие прежде хулиганские банды, которыми изобиловал город, и дали им идеологическое «оправдание».

Кампания «незнаек» сопровождалась везде кровавыми побоищами, провокациями, погромами, особенно во время выборов. Газетные сообщения о воскресных беспорядках по случаю протестантских уличных проповедей напоминают фронтовые сводки. В Новом Орлеане сражения между «незнайками» и их противниками продолжались нееколько дней. В Балтиморе, центре рабовладельческого штата Мэрилэнд, являвшемся крупным немецким рабочим центром, на выборах 1857 г. было объявлено военное положение. Господствовавшие там «незнайки» изобрели особый способ запугивания иммигрантов, шедших на выборы, — они обливали их кровью с боен. Быть может, именно массовому террору «незнайки» были обязаны своими крупными избирательными успехами 1854 г. А эти успехи позволили им обеспечить муниципальными должностями искателей доходных мест, которыми их «кадры» изобиловали еще более, чем кадры других американских партий.

Недаром партия «незнаек» поднялась «так таинственно и нелепо примерно в то время, когда проходил билль Канзас-Небраска» 19в. Ее подъем явился диверсией для отвлечения внимания масс от вставшего в тот период во весь рост вопроса о рабовладении. Конфликту между Севером и Югом «незнайки» противопоставили, призыв к национальному единству в борьбе против «чужаков-иммигрантов». Но молчать о рабстве значило; примириться с ним. Несколькими годами позже этот замысел очень ясно высказал в конгрессе мэрилэндский «незнайка» Уинтер Дэйвис: «Вернитесь же, американцы Севера, с путей заблуждения, — взывал он, — к здравой позиции американской партии — молчанию об агитации по поводу рабства. Оставьте территории, как они есть, действию естественных причин. Пробудите национальный дух к сознанию опасности и унижения от политического преобладания иностранцев». Вашингтонская газета «незнаек» «Америкен орган» писала в 1854 г.: «Нечего обсуждать вопрос о рабстве». Для того, чтобы заглушить этот вопрос, «незнайки» восклицали: «Ни Запада, ни Востока, ни Севера, ни Юга — только Америка».

Стратегический план движения и взаимодействие с другими политическими силами

Стратегический план «незнаек» — прикинуться нейтральными в вопросе о рабовладении, чтобы помочь рабовладельцам, — был уже в то время ясен последовательным противникам рабства. «Это новое движение, — писал о «незнайках» бостонский корреспондент «Нью-Йорк дейли трибюн», — рассчитано на то, чтобы нанести большой вред делу борьбы с рабством в настоящее время. Смелые ходы рабовладельцев возбудили, наконец, свободный дух Севера, и казалось, что давно ожидаемая борьба за верховенство решится. А теперь преподнесен этот новый вопрос, чтобы отвлечь и обойти друзей свободы и снова оттянуть торжество права, в то время как рабовладельцы могут на досуге замышлять новые планы своего возвышения».

Кризис по вопросу о рабстве привел к распаду партий вигов и демократов, к реориентации, а часто дезориентации многих их сторонников. На этих политических обломках «незнайки» и строили свою «Американскую партию», а в создании массовой опоры для нее им помог экономический кризис 1854 г. Но могущество «незнаек», пытавшихся создать отдушину для народного возбуждения в травле иммигрантов, оказалось недолговечным. Назревание кризиса по основному вопросу жизни страны разрушило их влияние и обусловило их внутренний раскол. Северные организации «незнаек» выходили из «Американской партии», не поладив с прямыми защитниками рабства, распадались, распускали себя.

«Незнайки» сошли со сцены, не добившись, казалось бы, ничего ощутительного. Ни один предложенный ими законопроект не был принят. Влияние их рассеялось. Но внедрявшийся ими дух национальной вражды, террористические методы, отравленное оружие демагогии нашли продолжателей в последующие исторические периоды. И ку-клукс-клан, и расистские кампании вплоть до наших дней — сродни «шеэнайетву» и несут в себе его традиции. «Незнайство» культивировло в американском народе национальную рознь и дискриминацию, отравляло ими рабочий класс, что нанесло большой вред рабочему движению. И в самой иммигрантской среде оно вызвало отрицательные последствия. Нечего уж и говорить о том, как страдали иммигранты от травли. Вот письмо в «Нью-Йорк дейли трибюн» от старика-ирландца, прожившего в США 62 года.

«Я совершенно болен, огорчен и раздражен из-за тех оскорблений и выдумок, которые постоянно сыплются на меня и моих земляков в домах, на пароходах и в вагонах, в наших гостиницах и, к сожалению, в церквах. Откуда же эта ненависть американцев к ирландцам? Почему меня оскорбляют, бьют и обижают из-за моего рождения?» Эта травля восстанавливала иммигрантов против местных уроженцев, в том числе и принадлежавших к тому же классу, обособляла иммигрантские национальности и объединяла иммигрантов одной и той же национальности, невзирая на классовые различия. Тем самым притуплялась классовая борьба внутри каждой иммигрантской группы, укреплялось влияние в ней буржуазии, церковников, реакционных элементов. Из-за «незнайства» задержался рост немецкого рабочего движения в США в 50-х годах. Самым серьезным образом сказалось оно на ирландской национальной группе, укрепив влияние в ней реакционного католического духовенства и ослабив прогрессивные элементы. «Если бы католической иерархии нужно было изобрести план с особой целью усилить свое влияние на католиков нашей страны и увеличить их число, — писала «Нью-Йорк дейли трибюн», — она не могла бы напасть на более действенное средство, чем «незнайство» и его естественные плоды».

Национальная дискриминация тормозила ассимиляцию. «Незнайство» противодействовало ассимиляции, оно было самым сильным антиассимиляционным фактором, и гражданская война, положив конец «незнайству», быть может, именно этим более всего ускорила ассимиляционный процесс.