Эмиграция из Швеции и Норвегии в США

«Эмиграция из Швеции и Норвегии стала с 1866 года значительной», — отметил представитель бостонской торговой палаты Г. Э. Хилл в произнесенной в 1875 г. речи, где подводились итоги иммиграции за десятилетие после гражданской войны. Действительно, с этого периода начинается массовое переселение из Скандинавских стран в США. До 1870 г. туда прибыло 126 тыс. скандинавских иммигрантов, в следующее десятилетие — 243 тыс., а в 80-е годы 656 тыс. В 90-е годы их число снизилось до 372 тыс. В первое десятилетие XX в. оно опять повысилось, но уровень 80-х годов был превзойден только норвежской иммиграцией. Если в 60-х годах выходцы из Скандинавских стран составили 5.4% всех американских иммигрантов, то в 80-е годы их доля в общем числе иммигрантов США достигла 12.5%. Далее она постепенно снижалась. Таким образом, 80-е годы стали — и в абсолютном и в относительном исчислении — наивысшим периодом скандинавской иммиграции. При этом следует учесть, что она исходила из стран, имевших к концу XIX в. в совокупности едва 10 млн жителей. В 90-е годы скандинавское население в США росло быстрее, чем в Европе. В 1860 г. число скандинавских уроженцев в США составляло 73 тыс., а в 1900 г. более 1 млн человек. Наибольшей доли во всем населении США — 1.5% — они достигли в 1890 г.

Статистика эмиграции из Швеции и Норвегии

Подъемы и спады иммиграции скандинавов определялись прежде всего, как и другие миграции, фазами экономических циклов. Так, значительные спады ее последовали за всемирными экономическими кризисами 1873 и 1893 гг. Такие мощные факторы «выталкивания», как серия неурожаев в конце 60-х годов, особенно сказавшаяся на Швеции, а в 80-х годах обострение аграрного кризиса в Западной Европе под влиянием конкуренции американского и русского хлеба, обусловливали периоды подъема эмиграции из Скандинавии.

Эмиграция из Швеции и Норвегии в США

Ни в одной скандинавской стране эмиграция не приняла такого массового характера, как в Норвегии. С 1865 г. до первой мировой войны оттуда выселилось в Америку почти 600 тыс. человек. Норвегия, имевшая к концу XIX в. 21 млн жителей, послала за океан большую долю своего населения, чем любая другая страна, за исключением Ирландии (с 90-х годов ее стала превосходить в этом отношении Италия). В 1879—1893 гг. Норвегия ежегодно отдавала Америке две трети прироста своего населения. Число норвежских уроженцев в США выросло с 44 тыс. в 1860 г. до 336 тыс. в 1900 г. Теперь, по-видимому, в США живет больше людей норвежского происхождения, чем в самой Норвегии.

Швеция, обладавшая к концу XIX в. 5-миллионным населением, послала в США больше переселенцев, чем Норвегия. В 1900 г. Америка имела 572 тыс. шведских уроженцев (в 1860 г. — 17 тыс.). Наибольший подъем шведской эмиграции приходился на 1868—1873 гг. (неурожаи) и на 80-е годы, когда в США переселилось 6.9 % населения Швеции.

Наименьшее по Скандинавии число иммигрантов дала Америке Дания. Количество ее уроженцев в США составляло в 1860 г. 10 тыс., а в 1900 г. — 154 тыс. Между гражданской войной в США и первой мировой войной Дания послала в США около 1/10 естественного прироста своего 272-миллионного (на конец XIX в.) населения.

Причины и мотивы эмиграции

Каковы же были причины и мотивы столь значительной эмиграции? Последняя треть XIX в. явилась и для Скандинавских стран временем крупных экономических и общесоциальных перемен. Вот как характеризует их основу советский историк-скандинавист: «Благодаря завершенному в 60—70-х гг. аграрному перевороту Скандинавия стала зоной аграрного перенаселения. Сельская беднота, лишенная опоры в виде общины, лишь частично поглощалась промышленностью. Началась массовая эмиграция в Северную Америку».

В эпоху аграрного переворота, связанного с развитием промышленности и транспортной системы, с включением Скандинавии в международный рынок рабочей силы, эмиграция становилась не только следствием, но и существенной чертой и выражением социальных сдвигов, изменявших скандинавское общество, и сама оказывала немаловажное обратное влияние на эти сдвиги.

Крупный исследователь норвежской эмиграции Т. Блеген имел основание назвать ее народным движением. Это справедливо и для других Скандинавских стран, также, хотя и в меньшей степени, охваченных «американской лихорадкой». Не выдерживают критики попытки ряда американо-скандинавских историков отождествить это движение с ранней и малочисленной иммиграцией из Скандинавии в США.

Основной контингент иммигрантов

Основной контингент иммигрантов конца XIX в. составляли люди, выбрасывавшиеся из сельского хозяйства Скандинавских стран аграрным перенаселением. Большая часть принадлежала к арендаторам и издольщикам разных типов, к батракам — к сельскому пролетариату в широком смысле слова. Вот индивидуальные примеры. Один из информаторов шведско-американской исследовательницы Фл. Джансон был седьмым из десяти детей шведского издольщика и с 10 лет батрачил, а в 24 года уехал в Америку. Другой сын бедного шведского арендатора, батрачивший с 13 лет, вспоминал свое голодное детство в Америке, куда, с трудом сколотив деньги на проезд, он в возрасте 25 лет переселился. Эмигрировала в корне 60-х годов семья арендатора-угольщика, дети которого также работали на стороне. Еще один иммигрант, потомственный издольщик, переехал в Америку потому, что не был в состоянии прокормить в Швеции свою семью и не мог арендовать землю. Один из персонажей романа норвежского писателя Иогана Бойера «Эмигранты» — приехавший в родные места на побывку из Америки «недавний нищий, незаконный сын „ощипанной Олины“». В результате массовой эмиграции сельских полупролетариев некоторые категории арендаторов в Норвегии и Швеции исчезли, другие крайне уменьшились.

Значительную долю эмигрантов давали семьи крестьян-землевладельцев, дети которых также нередко батрачили на чужих. Так начинал жизнь один из информаторов Э. Хаугена, который лет с четырнадцати «работал на людей…, потому что отец был беден. У него была большая ферма, но в горах… Там немного можно было сделать и получить можно было мало, только скот он держал, коров». В семье же было семеро детей. «Когда я вырос, — продолжал информатор, — и у меня хватило ума понять, что отсюда нужно выбраться и зарабатывать где-нибудь на жизнь…, то мне пришло в голову, что нужно поехать в Америку». Решению помогло намерение жениться.

Особенно велика была эмиграция крестьянских детей из Швеции, где существовал майорат и младшие сыновья не могли надеяться на наследство. Развитие капиталистической промышленности подрывало хозяйство крестьян, владевших лесными участками (особенно на севере). Лесопромышленники скупали крестьянскую землю и сводили леса, лишая крестьян традиционных дополнительных доходов. Это толкало крестьян на эмиграцию и в то же время зачастую снабжало их деньгами па проезд. Из такой крестьянской семьи, вынужденной продать свой лесной участок, происходил один из информаторов Фл. Джансон. В Америку уехало 20% населения его прихода, сообщил он ей, и крестьяне, и арендаторы.

Все сказанное относилось к женщинам почти в той же мере, что и к мужчинам. Доля шведской батрачки была особенно тяжела. Уход за скотом был в Швеции делом только женщины, они же работали в поле, не говоря уж о доме. Демографической особенностью шведской эмиграции был большой процент девушек.

Американские аукционы в Швеции

С конца 60-х годов в Швеции бытовой чертой стали «американские аукционы», на которых распродавали свое имущество крестьяне перед отъездом в Америку. К концу века некоторые сельскохозяйственные округа насчитывали до половины своего населения за океаном. Из таких округов уезжали не одни бедняки. С одной стороны, аграрные кризисы ударяли и по большим хозяйствам. С другой — некоторые уезжали на время, чтобы расплатиться с долгами, поправить дела. Многими такие поездки совершались по нескольку раз. Эмигрировали разоряющиеся мелкие торговцы и ремесленники. Переселялись работники традиционных для Скандинавских стран профессий. Норвежские моряки, например, в больших количествах эмигрировали в 80-х годах, когда парусные суда вытеснялись в норвежском флоте паровыми. Тогда же усилилась эмиграция работников лесных промыслов, которые также перестраивались на новый, капиталистический лад и в техническом, и в социальном отношениях. В конце века рабочие одного шведского лесопильного завода, например, систематически эмигрировали в Сиэтл. Один из информаторов шведской исследовательницы Ф. Фьельстрем — женщина, чьи родители выехали из Швеции — рассказывала, что на родине они работали на лесопромысле, а в 1877 г., поженившись, уехали в Америку.

Горожане и сельские жители в составе эмиграции

Если большую часть скандинавских эмигрантов составляли сельские жители, то немалая и прежде недооценивавшаяся доля их происходила из городов и шире — из промышленных отраслей хозяйства. По подсчетам У. Бейбома, за 70-летие с 1850 до 1920 г. четверть шведских эмигрантов вышла из горожан. Значение этого элемента в эмиграции возросло к концу XIX в. в связи с индустриализацией Скандинавских стран, которая в то же время сокращала численность эмигрантов. В Швеции, самой индустриализированной скандинавской стране, уже в 90-е годы вспышки эмиграции совпадали не с сельскохозяйственными кризисами, а скорее с промышленными, например с застоем в ведущих отраслях промышленности, металлургической и лесной, с обострением трудовых конфликтов и промышленной безработицы. Так, в 1879 г. в США переселилась группа шведских рабочих, участников стачки. В последующие годы такие случаи происходили все чаще.

Подобные процессы имели место и в Норвегии, однако в связи с тем, что индустриализация ее развивалась медленнее, чем индустриализация Швеции, норвежская эмиграция продолжала нарастать и в первом десятилетии XX в., когда шведская уже сокращалась.

Горожане чаще эмигрировали целыми семьями, чем сельские жители. Соответственно они были относительно старше и везли с собой больше детей. Важно то, что в числе городских эмигрантов было много недавних сельских жителей. Для таких переселение в город было этапом к переезду через океан. И. Семмингсен характеризует этот процесс как «миграцию стадиями», а шведский автор Л. Льюнгмарк в этой же связи небезосновательно рассматривает эмиграцию как разновидность ухода в город.

Из четко прослеживаемых мотивов эмиграции можно отметить стремление избежать военной службы. Особенно заметно оно для Швеции, где в конце XIX в. была введена воинская повинность с 21 года и последовательно принято несколько законов о ней. В результате резко возросло число эмигрантов до, 21 года. Если в 1866 г. 20-летние мужчины составляли 4% эмигрантов, то в 1909 г. — почти 17%. При этом каждый закон, увеличивавший срок военной службы, влек за собой рост эмиграции юношей допризывного возраста. В 1887 г. эмигрировало почти 10% 20-летних шведов.

Следует отметить такую прослойку эмигрантов, которая обычно в той или иной мере наличествует во всякой эмиграции, — это деклассированные элементы, люмпен-пролетарии, правонарушители и т. д. Из Швеции, по донесениям тамошних американских консулов, в 80-е годы отправляли в США пауперов и отбывших срок заключенных. В романе Бойера «Эмигранты» о молодом норвежце говорят: «За Мортеном не водится делишек, вследствие которых приходилось бы эмигрировать. Что ему Америка!». Другого героя этого романа, стихийного буптаря, поджегшего барскую усадьбу, покровители переправляют на заокеанский корабль из тюрьмы.

Объективные причины миграционных потоков нельзя отождествлять с субъективными мотивами эмигранта, но многие субъективные мотивы бывали типичны и трезво сознавались. Вот чем объяснял в беседе с Фл. Джансон свое решение эмигрировать один ее информатор, сын моряка, работавший в Швеции на сахарном заводе и покинувший ее в 1895 г.: «Мысль о моем будущем и будущем моей семьи, постоянно растущая стоимость жизни, высокие цены на продовольствие и одежду, невозможность дать детям образование, которого требует наше время от человека, желающего улучшить свое положение, военная служба, трудность для бедного рабочего приобрести свой дом».

Причины эмиграции из Дании в США

Выше говорилось главным образом об эмиграции из Норвегии и Швеции. В Дании общие причины эмиграции имели такой же характер, но само это движение, как отмечалось выше, было значительно слабее, почему оно и менее изучено. Меньшую его интенсивность объясняют иным характером отношений в сельском хозяйстве, не вызывавшим столь острого аграрного перенаселения, а также меньшим давлением демографических факторов. Болес урбанизированная, чем упомянутые две страны, Дания давала эмиграции значительный процент горожан, существенно превышавший долю ее городского населения, но и там это часто бывала вторичная миграция недавних сельских жителей. В начале рассматриваемого периода особенно велика была эмиграция из Шлезвига и Голштинии, отторгнутых от Дании Австрией и Пруссией в 1864 г.

В датской эмиграции сильное значение приобрели религиозные мотивы, наложившие отпечаток и на эмиграцию из Швеции и Норвегии в первой половине и в середине XIX в. В Дании же большой успех имели мормонские миссионеры, и она дала большинство эмигрантов-мормонов.

Если религиозные движения и эмиграцию религиозных групп можно рассматривать как модифицированную форму социального протеста, то в скандинавской эмиграции отчетливо проявился дух социального протеста и в прямом его выражении. Это было одной из ее черт как народного движения. В упоминавшемся уже романе Бойера молодой норвежец, прежде намеревавшийся бороться за реформы в Норвегии, уговаривает другого эмигрировать: «А в Америке я сразу получу 65 гектаров и избавлюсь от воинской повинности. Одно равенство сословий и отсутствие государственной церкви чего стоят! Над трудящимся классом Америки не тяготеет бесправие, на которое обречены здешние бедняки». Кроме недовольства общественными условиями в Норвегии, здесь сквозит идеализированное представление об Америке. Миф о стране равенства и неограниченных возможностей за океаном манил многих скандинавских эмигрантов.

Скандинавия, приморский край, имела давние исторические традиции миграций. Но еще большее значение для переселенцев имели живые эмиграционные традиции XIX в. Во многих районах эмиграция стала самовоспроизводящимся процессом. Уезжала молодежь — одни, имея веские причины, другие — поддавшись общему настроению. Шведский писатель Герхард Магнуссон описывал, быть может, с некоторым художественным преувеличением, один такой округ в 1907 г. Все дома в нем были полны фотографиями американских родственников, картинками, изображающими американскую жизнь, присланными оттуда вещами и безделушками. Дети в такой обстановке вырастали с мыслью об эмиграции. Такая социально-психологическая атмосфера во многом способствовала интенсивности эмиграционного движения.

Деньги на переезд и американские письма

Каков же был реальный механизм этого движения? Прежде всего — откуда брали эмигранты, в большинстве малоимущие, деньги на переезд? Подобно итальянцам и эмигрантам других национальностей, они ехали в Америку — в значительной части — на деньги обосновавшихся уже там родственников, иногда — по высланным ими же билетам. Это касалось, по данным разных авторов, более половины эмигрантов. «Американские деньги», как их называли в Скандинавских странах, составляли ежегодно миллионные суммы и являлись не только средством, но и мощным побудителем эмиграции. Вот пример одной семьи, к которой принадлежал информатор Ф. Фьельстрем, младший из 11 детей шведского кузнеца. Старший брат его уехал в США в 1890 г., за ним последовала сестра. Брат ссудил отцу деньги на переезд, и в 1901 г. вся семья эмигрировала в Америку.

Очень сильным, но скорее психологическим, чем материальным, побудителем к эмиграции были так называемые американские письма — письма американских скандинавов на родину. Чтобы понять их особое значение для скандинавских стран, следует иметь в виду, что уже в конце XIX в. население этих стран почти поголовно было грамотно, чему, в частности, способствовала подготовка к обязательной церковной конфирмации. Письма эти чаще бывали оптимистического содержания, что объяснялось не столько положительным личным опытом авторов, сколько их психологической установкой. «Предательские письма! — восклицают в романе Бойера. — Эмигранты по какому-то безмолвному соглашению никогда не упоминают в них о своих неудачах». Американская фермерша, приехавшая из Норвегии в 18 лет к дяде и тетке, рассказывала Э. Хаугену: «Да, отец писал мне, спрашивал, счастлива ли я. Нет, я, конечно, не была счастлива. Но вы думаете, я ему об этом сообщала? О нет, ему об этом нечего было тревожиться». Впрочем, И. Семмингсен отмечает, что оптимистический тон преобладал в «американских письмах» преимущественно до 90-х годов.

С общей грамотностью связано действие и другого, хоть и не столь значительного, возбудителя эмиграции — американо-скандинавских газет, распространявшихся в Европе. Уже в середине 70-х годов чикагская газета на шведском языке «Хемландет» выпускала особое европейское издание. В эмигрантских районах Швеции конца XIX в. чикагские шведские газеты были известны больше, чем стокгольмские. В Норвегии также были распространены норвежско-американские газеты.

Стимулировали эмиграцию визиты американских родственников на родину, тем более что гости обычно принадлежали к тем, кто в Америке преуспел. Многие, возвращаясь в Америку, увозили с собой родственников, а иногда и целые группы земляков. По данным американских консулов в Швеции, очень многие эмигранты с такими целями и приезжали на родину. Иногда, как мы увидим дальше, это бывало коммерческое предприятие. Но даже реэмигранты и их рассказы усиливали эмиграционное настроение. В одном из прибрежных районов Южной Норвегии в 1920 г. оказалось, что 80% мужчин побывало в Америке, причем большая часть их провела там от 2 до 9 лет, а остальные — дольше.

Вербовка иммигрантов в США

Специфический интерес представляет организованная вербовка иммигрантов, довольно энергично проводившаяся разными американскими организациями после гражданской войны. По выражению автора недавней работы о ней, Л. Льюнгмарка, эти организации стремились «продавать» иммигрантам землю, работу и перевозку. Среди таких организаций следует прежде всего назвать власти северо-западных штатов, быстро осваивавшихся и заселявшихся в тот период. Затем железнодорожные компании, получавшие от правительства США огромные земельные пространства и заинтересованные в продаже земельных участков иммигрантам едва ли не больше, чем в привлечении рабочих рук на строительство железных дорог. И, наконец, судовладельцы, чьи прибыли прямо зависели от количества перевозимых из Европы иммигрантов. Все они посылали в Европу специальных агентов-вербовщиков, причем особое внимание уделялось вербовке скандинавских иммигрантов, которые, как уже отмечалось выше, пользовались в США доброй славой. Только одна железная дорога, Нортерн Пасифик, вербовавшая переселенцев в Северную Дакоту, имела в 1883 г. в Северной и Центральной Европе 124 агента. Вербовщики отдельных фирм соперничали между собой. Печатались специальные пропагандистские брошюры об Америке на европейских, в частности скандинавских, языках. В шведских и других европейских газетах публиковались рекламные объявления пароходных компаний.

В агенты обычно брали американских иммигрантов соответствующих европейских национальностей. Нередко иммигранты, ехавшие погостить, например в Швецию, брались вербовать эмигрантов для какой-нибудь транспортной фирмы и тем «оправдывали» дорожные расходы.

Самым известным агентом-вербовщиком был американский швед Ганс Маттсон, полковник, участник гражданской войны в США. После нее он возглавлял иммиграционные органы Миннесоты и ездил в Швецию агентом-вербовщиком ряда железных дорог этого района и пароходств. Он неоднократно привозил оттуда в Америку большие группы иммигрантов.

Деятельность американских вербовщиков сопровождалась в Скандинавских странах большим шумом, тем более что нередкие мошенничества с их стороны вызывали общественные протесты, но решающего количественного эффекта она, по мнению скандинавских исследователей, для эмиграции не имела. Гораздо большее значение имели стихийные связи с американскими родственниками и друзьями, особенно письма из-за океана. Действенность этой корреспонденции учитывали и вербовщики, которые старались организовать посылку из Америки писем соответствующего содержания. Ганс Маттсон обосновывал это следующим образом: «Скандинавы — большие охотники писать письма, и каждый человек будет несколько лет оказывать влияние — хорошее ли, дурное ли — на ту местность, из которой эмигрировал».