Очень большое внимание уделяется в иммигрантоведческой литературе итальянской семье. Ее считают центральным институтом италоамериканской группы, основным хранилищем европейских этнических традиций, центральным регулятором поведения. «Семья является для итальянской группы — гораздо более, чем для большинства иммигрантских групп в Америке, — вместилищем культуры Старого Света», — пишет Ковелло. Если Веколи поражает крепость итальянской крестьянской семьи в Америке, как, впрочем, и устойчивость всей культуры этого слоя, то Камписи, например, подчеркивает успешность ее американизации во втором поколении, Лопрсато же объясняет ее особенности скорее общими нравами рабочей семьи в Америке, чем специфически итальянскими традициями.
Содержание
Особенности италоамериканских семей
Отчасти такую разницу во взглядах можно объяснить различием историографических периодов и течений, к которым относятся упомянутые авторы. Едва ли италоамериканскую семью можно считать совершенно исключительным явлением. У нее есть черты, общие с семейными чертами других иммигрантских групп того же примерно уровня исторического развития. Так, прослеживается сходство между южноитальянской и польской патриархальной семьей, а также между судьбами этих семей в Америке. Чем дольше жила в США каждая группа, тем более проникали в ее семейный быт черты, характерные для классов американского общества. В этом и сказывался ассимиляционный процесс. Но не следует забывать, что в культуру Америки и даже в ее семейный строй вплетаются разнородные этнические нити. И в этом отношении массовая италоамериканская группа представляет собою весьма интересное и характерное явление.
Как и иммигранты других национальностей, итальянцы стремились сохранить в Америке свой семейный круг как опору и прибежище в чужом обществе. А круг этот был широк — большая семья, куда, кроме супругов и их детей, включались родственники и свойственники разных степеней, а также крестные отцы и матери. Приемом в семью этих последних, а также участников других семейных обрядов закреплялась дружба, которая без символического включения в родство полной силы не имела. Таковы были семейные отношения в Южной Италии, по воспоминаниям опрошенных Ковелло иммигрантов, таковы были черты иммигрантской семьи в Америке, и эти черты, по мнению Ганса, сохранял даже семейный быт американских итальянцев второго поколения.
Отец как глава семьи
Семью возглавлял отец, но главой большой семьи бывал не обязательно старший в роде, а самый богатый и уважаемый женатый мужчина, причем на первое место выдвигалась и его малая семья. Этот обычай тем более сохранился в Америке, что не противоречил американским правам. Родство по мужской линии считалось важнее, чем по женской.
Семьи бывали многодетными по сравнению с семьями американских старожилов, но не с семьями иммигрантов других национальностей. Итальянские семьи Лоуренса имели в начале XX в. в среднем по 7 детей, польские же и литовские — еще больше. В Нью-Хейвене, где и в 30-х годах XX в. итальянские семьи отличались многодетностью, многие информаторы Чайлда — италоамериканцы второго поколения — говорили, что их родители не знакомы с противозачаточными средствами. Впрочем, стимулом к многодетности являлось широкое распространение детского труда. Это явление было характерно в конце XIX в. для всей Америки, еще более — для иммигрантской среды, а особенно для итальянцев. Помимо экономических нужд оно поощрялось бытовыми традициями: в крестьянских семьях Южной Италии работали все — вплоть до едва подросших детей. И в Америке итальянские дети начинали работать рано, а заработок, даже выросши, отдавали в семью. По данным, приводимым Пизани, в начале XX в. дети 18% итальянских семей работали, в южноитальянских семьях чаще, чем в североитальянских. Детей неаполитанцев и сицилийцев (как и детей иммигрантов из других стран) имела в виду Флоренс Келли, когда писала Энгельсу в 1892 г. о крайней недостаточности школьных мест в том округе Чикаго, где она жила. «Это, — отмечала Ф. Келли, — сильпо ухудшает экономические условия, делая возможным детский труд в самых жестоких формах и превращая надомное изготовление одежды в смертельную угрозу для всего населения». Даже там, где дети учились, это далеко не всегда избавляло их от наемной работы. В одном из городов Луизианы учебный год кончался в марте, чтобы школьники могли собирать ягоду. Сыновья иммигрантов, обосновавшихся в Бостоне, получали меньшее образование, чем женщины того же поколения, в частности потому, что им приходилось зарабатывать. Итальянские девочки вне дома не работали.
В известной мере с этим связано развитое в итальянском юношестве чувство долга перед семьей, которое отметил Ковелло. По проведенной им в двух средних школах анкете, более половины итальянских юношей выразили готовность отдавать весь заработок родителям, между тем как среди неитальянцев такую готовность высказала вдвое меньшая доля. Типичная итальянская семья из Гринич-вилледжа описана Каролиной Уэйр. Родители приехали молодыми из Южной Италии в начале XX в. Из их детей выжило шестеро, и пока не подросли старшие, семья очень нуждалась. В период, когда проводилось обследование, старшие дети, получившие только начальное образование, были «устроены»: один сын работал электриком, а по вечерам подвозил товар бутлеггеру (это был период сухого закона); другой сын владел маленькой газовой станцией; дочь работала на фабрике. В дополнение сын-школьник открывал дверцы такси посетителям подпольных кабаков. Благополучие семьи утвердилось, она жила в хорошей квартире и намеревалась дать младшим детям законченное среднее образование.
Семейные связи итальянских иммигрантов в США
Семейные связи крепко держали и потомков итальянских иммигрантов. Отвечая на вопросы анкеты Ковелло, почти половина итальянских юношей выразила желание прожить свой век вблизи родственников. Из представителей других национальностей такой же ответ дали только пуэрториканцы, у остальных цифры были меньше. Та же анкета показала, что ученики-итальянцы гораздо чаще имеют лучших друзей среди родственников и соседей, чем другие.
Понятия «родственники» и «семья» для итальянского юношества однозначны, пишет Ковелло. Студент, с которым он беседовал и родители которого приехали в 1890 г. из Калабрии, сказал ему: «Есть в нашей семье много такого, чему могут поучиться другие. Например, я нахожу прекрасным старый обычай всем родственникам сходиться вместе». Для молодежи XX в. большая семья могла являться не только традиционной ценностью, но и прибежищем от отчуждения и атомизации личности.
В первые десятилетия италоамериканской семье, как и другим италоамериканским институтам, мешала укорениться тяга итальянцев к репатриации. Но если в Америке у итальянцев рождались дети, это обычно служило сигналом к американской оседлости, к вывозу родственников из Италии, к развитию большой семьи на американской почве, где она получила новые функции. Семейные связи служили средством для устройства жизни в Америке. Бостонские итальянцы покупали дома и сдавали квартиры в них родственникам и друзьям. Меняли место жительства тоже целыми группами. Индивидуальный выезд мог быть только следствием ссоры. По приводимым Пизани данным иммиграционной комиссии, жильцов брали 35% итальянских семей. Вероятно, большинство этих жильцов были родственники или земляки хозяев. В начале своей карьеры банкир Джанини унаследовал место тестя в правлении «Банка Коломбо». Родственные связи могли стать поводом для эксплуатации, тем более что и внутри семьи традиционно царила расчетливость в отношениях между людьми. Во всяком случае бизнесу всякого рода семейные добродетели не препятствовали. Один из персонажей книги Уайта — шантажист Тони был нежным мужем и отцом и преданным сыном.
Эндогамия держалась в италоамериканской среде очень прочно, причем круг брачных связей нередко ограничивался выходцами из одной провинции и даже одной деревни. Иногда жен брали на родине. Так, уроженцы швейцарского кантона Тичино привозили жен в Калифорнию из Швейцарии. Отец будущего банкира Джанини, нажив в Калифорнии денег огородничеством, поехал в Италию, женился там на 14-летней сестре своего американского компаньона и вместе с ней вернулся в Америку. Из Старого Света было принято привозить жен во многих иммигрантских группах, например в польской, японской, греческой и т. д., — как в США, так и в других странах.
Роль жены в итальянской семье
При главенстве мужчин экономическое значение жены в традиционной южноитальянской семье было все же велико и не ограничивалось ролью работницы. Она имела значительные имущественные права, например право па свое приданое. Муж отдавал жене все деньги. Экономическую самостоятельность южноитальянской жены Ковелло рассматривает как пережиток матриархата. Во время массовой эмиграции оставшиеся в Италии женщины сами обеспечивали семью, что привело к некоторому падению мужской власти. В Америке эта власть уже не могла восстановиться в прежней силе, тем более что относительно высокое по сравнению с Европой положение женщины в США должно было — хоть и не сразу и не прямо — оказать влияние и на положение италоамериканской женщины. Она не так уж редко имела свой заработок, — по приводимым Пизани данным иммиграционной комиссии, в 11% итальянских семей, причем чаще опять-таки в семьях южноитальянцев. Почти половина итальянок, занятых изготовлением мужской одежды, была замужем — большая доля, чем в других национальных группах. Правда, работали они чаще на дому, что лучше согласовывалось с традициями итальянской семьи. В служанки, в отличие от женщин других национальностей, итальянки не шли. По наблюдениям Ганса, жены бостонских итальянцев второго поколения чаще всего не работали вне дома.
Центром семьи как в Южной Италии, так и в Америке была мать. Именно она обеспечивала цельность семьи, хотя ее господином считался отец. На вопрос упоминавшейся анкеты Ковелло, кого из родных они больше боялись в детстве, большинство итальянских юношей ответило, что отца, а потом брата. Матери они не боялись. Учащиеся неитальянцы относительно реже боялись отца, чаще матери, а подчас никого. По привязанности детей к матери Лопреато даже сближает итальянскую семью с африканской. Он считает, что именно эта привязанность побуждает италоамериканцев второго поколения селиться поближе к родной семье. Впрочем, Лопреато не придает серьезного значения патриархальному характеру итальянской семьи. Другие авторы также считают власть мужа и отца искусственно подчеркиваемой. В случае смерти отца семью скрепляла мать, в случае же смерти матери семья могла и развалиться, а младших детей забирала материнская родня. О демонстративном характере власти мужа свидетельствует и широко бытовавшая мужская ревность. Муж не доверял жене, сосватанной ему родителями, подозревал ее в склонности к своему роду и в супружеской измене. Именно на этой почве многие браки, заключавшиеся эмигрантами перед самым отъездом, оставались фиктивными. Отметив, что неверность жен была весьма мало вероятна, Ковелло высказывает остроумную мысль, что муж не чувствовал себя уверенно в своей семейной роли и что бытовая ревность является пережитком отношений в материнской семье.
Социологи отмечают, что в итальянских семьях досуг проводится мужчинами и женщинами большей частью по отдельности, причем мужьями часто вне дома. Их друзья нередко находятся вне родственного круга, они входят в мужские клубы, общества и группы. Развлечения женщин — это главным образом семейные праздники, редко — женские группы. В смягченном виде такой порядок перешел и в семьи второго поколения.
Культурные традиции и семейные порядки
Сор из избы в италоамериканских семьях не принято было выносить. Семейные раздоры напоказ не выставлялись, но и публичные нежности не допускались, разве лишь к маленьким детям. Вообще же с детьми обращались сурово. Один информатор Ковелло говорил: «Мои родители воспитали меня в большой строгости, даже чересчур, но я тоже воспитывал своих детей довольно строго, не по-американски — не позволял им делать что угодно и ходить куда угодно». Однако чем выше было положение матери в семье, тем мягче был режим детей. Главными в семье являлись ее взрослые члены, им подчинялись остальные, и это подчинение определялось страхом. Однако, по наблюдениям Уайта, иммигрантское поколение не имело у своих детей «того авторитета, который характерен для старшего поколения в большинстве обществ», нередко дети даже обзывали родителей бранными кличками. Впрочем, конфликт между иммигрантами и их детьми характерен для всех иммигрантских национальностей. Для поляков он очень выпукло дан в знаменитой книге Томаса и Знанецкого. Взрослые и дети итальянской семьи жили в двух обособленных мирах. Особенно велико было расстояние между детьми и отцом, тем более что занятие отца не передавалось детям и даже не всегда определяло положение семьи.
Особенно ограничивалась в итальянской среде свобода девочек, причем больше всех в семье они боялись братьев, которые по традиции присматривали за сестрами и кузинами, охраняя их целомудрие. Около трех четвертей итальянских юношей, заполнивших анкету Ковелло, считали нужным контролировать, с кем из юношей дружит сестра, и объясняли это, в частности, семейной ответственностью. Из неитальянцев такой ответ дало менее 30%. Один старший школьник-итальянец объяснял свою позицию следующим образом: «Я должен знать, что мальчик, с которым гуляет моя сестра, порядочный парень, потому что тогда я знаю, что ничего не может случиться. Тогда я знаю, что у него нет ничего дурного на уме, даже если он ее поцелует и разорвет дружбу». Дополнением к этой охране девушек и основанием для нее была охота за женщинами, которая считалась обязательной чертой итальянского юноши.
На другой вопрос той же анкеты — о готовности помогать сестрам мыть посуду — подавляющее большинство неитальянцев и 53% итальянцев ответили положительно. Если принять во внимание традиционное распределение ролей в итальянской семье, то такой ответ юных итальянцев можно принять за свидетельство ее изменения. Еще большим изменением можно считать то, что уже в первые десятилетия какая-то часть итальянских девушек работала на фабриках, правда, предпочтительно близ дома. Но одни на работу в Америку итальянские девушки приезжали редко — реже, чем девушки других национальностей. Приспособление к американским нравам происходило для итальянских девушек в силу всего этого труднее, чем для их братьев. Когда в следующем поколении многие молодые итальянки занялись конторской работой, то стимулом к этому, по наблюдениям Каролины Уэйр, была возможность выйти замуж за человека с лучшим положением.
Конторская служба и другие «беловоротничковые» занятия стали доступны итальянским девушкам этих формаций, в особенности потому, что за их плечами было успешно усвоенное американское школьное образование. Социологи XX в. отмечают, что девочки-итальянки лучше учились в школе, чем итальянские мальчики, что первые в отличие от вторых школу принимали. Отчасти это явление, свойственное отнюдь не одним итальянцам, было связано с преобладанием в учительском персонале женщин. Однако в первые десятилетия американской жизни необходимость обучать в школе девочек вызывала в иммигрантских итальянских семьях еще большее сопротивление, чем надобность посылать туда мальчиков. Ведь в Южной Италии девочек норовили не учить в школе, чтобы они не умели писать любовных писем. В Америке же девушка, выйдя замуж, уже не представляла экономического интереса для семьи, ее образование не сулило семье выгод. Проинтервьюированная сотрудниками Ковелло итальянка, которая сама вышла замуж в Америке в 15 лет, продержав своих дочерей по нескольку лет в начальной школе и обучив домашнему хозяйству, выдавала их замуж в 20 с лишним лет.
