Немецкая буржуазия, интеллигенция и военные в США

Среди немецкой буржуазии в США следует прежде всего выделить слой мелких и средних промышленников, ремесленников и торговцев. «Вообще на долю немцев американцы оставили розничный торг и второстепенные работы», — писал Лакиер. И далее прибавлял, «что совершенно согласно с характером немца, который смотрит не на то главное, чтобы иметь большой барыш, а на то, чтобы не подвергнуться маленькой потере». Лакиер не упускал в своих записках случая попрекнуть немцев их нелюбовью к риску.

Немецкая буржуазия в США

Подобно ирландской, немецкая буржуазия имела клиентуру главным «образом среди соотечественников. И у нее были излюбленные, почти носившие национальный характер, отрасли деятельности — пивоварение, содержание трактиров, гостиниц. Пивоваренные заводы фактически принадлежали только немцам. Обычно это были мелкие предприятия, имевшие по 5—б рабочих, которым до гражданской войны платили натурой, предоставляя стол и квартиру в тех гостиницах и трактирах, куда их хозяева поставляли пиво. В 1850 г. нью-йоркские трактирщики, желая, по-видимому, освободиться от засилья заводчиков, организовали пивоварню на паях. «Акционерное пивоваренное предприятие немецких владельцев гостиниц развивается наилучшим образом», — писала «Нью-Йорк дейли трибюн». В США было более 500 немецких пивоварен. Изготовление и продажа пива давали 80 — 100% прибыли. Главным потребителем пива было немецкое население, посещавшее многочисленные немецкие трактиры, которых в одном Нью-Йорке было около 2000.

«Немецкой специальностью» была и бакалейная торговля. «Бакалейщик — всегда немец, — писал современник. — Прежде чем эти люди приехали в Нью-Йорк, вероятно, такие лавки держали сами американцы. Но уже давно все это пошло совсем по-другому: немцы имеют монополию на бакалейные лавки. И мало таких немцев, которые за всю жизнь не побывали в бакалейщиках или, по крайней мере, не собирались побывать».

Автор этих строк, Гризингер, писатель-юморист, мог допускать преувеличения, что сказалось в последней фразе, но в основном нарисованная им картина верна. Бакалейщик выписывает из Германии бедного родственника, какого-нибудь юного пастуха, держит его в приказчиках, платя, как родственнику, поменьше, а тот с течением времени выходит в бакалейщики сам. В бакалейной лавке, находящейся обычно на углу двух улиц, торгуют решительно всем, причем частенько обмеривают и обвешивают. Особенно выгодна продажа спиртного — им торгуют даже по воскресеньям, тайком, с черного хода. Последнее обстоятельство подтверждается разоблачениями «Нью-Йорк дейли трибюн», которая занимала трезвенническую позицию.

Когда по новым правилам торговли, принятым в 1854 г., в разгар кампании за трезвость, бакалейщикам разрешали торговать спиртным только на вынос, — это было чувствительным ударом по немецким лавкам. К тому же муниципальные органы норовили ограничивать выдачу разрешений на торговлю спиртным, и в IX округе Нью-Йорка, например, немецкие бакалейщики объединились и собрали по 50 долл, на «защиту своих прав». При этом виноторговцы других национальностей требовали, чтобы немцам не выдавали разрешений, а выдавали их только «приличным» заведениям. В X округе оказалось «около 250 виноторговцев, главным образом немцев, содержателей портерных, пивных и угловых бакалейных лавок».

Многие гостиницы принадлежали немцам. Олмстед описал самыми привлекательными красками гостиницу в Нью-Браунфельсе, которая напомнила ему прирейнский край. Содержатели гостиниц играли видную роль в немецкой национальной группе. Так, например, командир добровольческого немецкого полка, созданного в Нью-Йорке в начале гражданской войны, Макс Вебер, имел в Нью-Йорке гостиницу. Гостиницу же содержал в Буффало Филипп Доршхаймер, политический босс нью-йоркских немцев. Разумеется, постояльцами немецких гостиниц были далеко не одни немцы. Впрочем, и мелкая немецкая торговля и ремесло были менее ограничены клиентурой соплеменников, чем ирландские. В Нью-Браунфельсе, например, Олмстед видел «много механических мастерских и мелких лавок, чаще с английскими, чем с немецкими, вывесками». Он же встретил в штате Миссисипи немца-коробейника, который за бесценок покупал на фермах продукты и перепродавал их в городе. А Лакиер заметил в Сент-Женевьев, на среднем течении р. Миссисипи, трактирщика и извозчика немцев. По городам страны распространились немецкие аптеки с обученными в Германии аптекарями и немецкими вывесками «Deutsche Apotheke». Таким образом, аптечное дело в Америке, которое сильно отставало от Европы, сделало шаг вперед.

Немцы владели многими издательствами и книжными лавками и были монополистами в производстве музыкальных инструментов. В 50-е годы, например, была основана существующая и поныне знаменитая фирма Стейнвей. Ее основатель — брауншвейгский механик Генрих Штайнвег (Steinweg), превратившийся в Стейнвея (Steinway), открыл в Нью-Йорке мастерскую, а затем фабрику фортепиан, где трудились немецкие рабочие.

В США имелась и крупная немецкая буржуазия в гораздо большей мере, чем национальная крупная буржуазия в ирландской группе. Современник-немец отмечал, что в Америке есть крупные немецкие фирмы, в частности импортеры шелка и сукна, купцы-комиссионеры, главным образом по торговле с Германией, но нет немцев — президентов банков. Вероятно, в 50-е годы немцы действительно не бывали президентами американских банков. Но немецкие банки существовали. Так, например, русское посольство и русское генеральное консульство в Нью-Йорке обслуживала в 50 — 60-х годах немецкая нью-йоркская банкирская фирма «Лобах и Шепелер» и ее преемница, «Шепелер и Шульце». Были немецкие страховые общества. В 1860 г., например, в Нью-Йорке возникло общество страхования жизни «Германия». Из 10 консульских агентов, которых Россия имела в США в 1854 г., трое были натурализовавшимися немцами, а консулами (исключая русских чиновников) могли быть только именитые и богатые купцы, банкиры и т. п.

Крупной была, по-видимому, немецкая фирма Студебекер (теперь автомобильная), которая во время гражданской войны поставляла американскому правительству повозки. Ее владельцы происходили из пенсильванских немцев, которые издавна славились изготовлением фургонов.

Особенно изобиловала немецкими богачами Калифорния. Там были немцы-виноделы и крупные скотопромышленники. В городах жило много богатых немцев. А город Сиэтл в тихоокеанском штате Вашингтон основал мэрилендский немец Еслер, который начал с постройки лесопильного завода и разбогател на труде местных индейцев.

Немецкая интеллигенция в США

Положение интеллигенции, особенно многочисленной в немецкой иммигрантской группе, было сложным. Одни занимались в Америке прежним делом, другие были вынуждены менять с большим или меньшим трудом род занятий. Иные оказывались выбитыми из колеи, переходили в другие социальные слои, опускались на дно.

Многие немцы занимались педагогической деятельностью на всех ступенях — от университетов и колледжей до семьи. Здесь были люди всяких уровней — профессионалы-учителя, профессора германских университетов и лица, не владевшие никакими профессиональными навыками, если не считать знания родного, немецкого, языка. К последним относились в особенности женщины. Газетные столбцы пестрят объявлениями дипломированных немцев, предлагающих свои услуги. «Профессор, обладающий величайшими знаниями и достоинствами, доктор Берлинского университета, желает давать уроки в университетах, колледжах или в частных семьях по политической экономии, математике, латыни, греческому, итальянскому языку, истории, географии, немецкой литературе и ораторскому искусству…». Питомцы германских университетов готовы были обучать юных американцев чему угодно, вплоть до музыки и пения, и подчас на самых скромных условиях. Учитель математики, выпускник Венского университета, очевидно только что приехавший, предлагал свои услуги за любую плату, объясняя это тем, что плохо знает английский язык и неизвестен в США.

А «высокообразованный немец» соглашался давать уроки французского и немецкого языков «в приличной семье» только за содержание. Последнее объявление было дано в год кризиса, когда и люди умственного труда оказывались без работы. Но и занятые учителя получали меньше поденных рабочих. Некоторые немецкие интеллигенты, особенно известные общественные деятели, участники революции 1848 г., читали публичные лекции (это было в Америке в большом ходу).

Немки служили в богатых американских семьях гувернантками. Вот объявление претендентки на такое место. «Немецкая дама желает получить в американской семье место в качестве гувернантки. Она может обучать игре на фортепиано, рисованию, пейзажной живописи, вышиванию всякого рода и немецкому языку». Другая «немецкая дама», недавно приехавшая, соглашалась взять на себя широкий круг домашних обязанностей — гувернантки, жувущей или приходящей, компаньонки и даже экономки. Многие из этих женщин на родине не имели бы самостоятельного заработка, на чужбину же они зачастую ехали специально на поиски работы. Эмиграция способствовала распространению женского труда. В США многие немки в последующие десятилетия преподавали в школах всех ступеней немецкий язык, рисование, музыку.

Музыкантов-немцев оказалось в США особенно много. Своим плохо оплачиваемым трудом они внедряли в Америку европейскую музыкальную культуру и как исполнители, и как педагоги. Рядовые представители этого искусства не без труда отыскивали работу, в частности через газеты. «Музыка за городом. — Немецкий пианист, весьма одаренный, имеющий отличную коллекцию танцевальной, оперной и классической музыки, предлагает свои услуги на предстоящий летний сезон либо как исполнитель, либо как преподаватель в каком-нибудь загородном месте. Обращаться только тем, кто намерен платить справедливую дену за хорошую работу». Судя по последней фразе, пианист ожидал многочисленных предложений. Другие были скромнее. Молодые немецкие музыканты предлагали преподавать в частных домах музыку, да еще немецкий язык впридачу, за стол и квартиру.

В середине 50-х годов более половины нью-йоркских музыкантов-иностранцев были немецкого происхождения. Учителями музыки были многие «люди 48 года». Ф. Зорге, видный деятель рабочего движения, до старости зарабатывал на жизнь уроками музыки.

Немецкие художники скитались по стране в поисках случайной работы, становились бродячими портретистами, а то и просто малярами. Некоторые добивались известности. Таков знаменитый каррикатурист времен гражданской войны Томас Наст, сын тромбониста и ученик деятеля революции 1848 г. художника Теодора Кауфмана.

Крупным отрядом немецкой иммигрантской интеллигенции были врачи. Несмотря на высокую квалификацию, врачи-немцы в качестве иностранцев подвергались дискриминации и, в частности, по этой причине образовывали свои национальные общества.

Большое количество врачей было среди революционных эмигрантов. Во время гражданской войны эти врачи становились армейскими медиками. Таков был, например, путь Абраама Якоби, американского марксиста, члена Союза коммунистов, друга Маркса и Энгельса. Крупный детский врач, он за низкую плату лечил детей в кварталах бедноты. Впоследствии А. Якоби стал профессором и одним из основателей научной педиатрии в США.

Якоби в первые годы своего пребывания в США сотрудничал в рабочей печати. Журналистами были и многие другие «люди 48 года», работавшие в многочисленных и большей частью недолговечных немецких газетах. Иосиф Вейдемейер, крупнейший американский марксист, занимался журналистикой почти все годы своей жизни в Америке, но, чтобы заработать на жизнь, ему пришлось работать землемером, инженером (в частности при разбивке нью-йоркского Центрального парка) и даже нотариусом.

Предлагая немецкому коммунисту Вильгельму Вольфу приехать в США, другой немецкий коммунист, Адольф Клусс, уже обосновавшийся в Вашингтоне, советовал ему заняться там, по примеру других, газетными корреспонденциями и преподаванием немецкого языка.

Технические специалисты из немцев были в Америке очень нужны. Тот же Клусс, занимавшийся в то время обмером побережья в системе военного флота, писал Вильгельму Вольфу: «Здесь мы, немцы, пришлись по нраву, потому что у американцев математические и технические познания очень редки, а таким путем этот собачий народ получает возможность использовать привозные знания молодых людей…». Если немцы — инженеры, техники, химики сразу находили себе место в американском хозяйстве, то юристы, не знавшие ни языка, ни английского обычного права, применявшегося в США, обслуживали главным образом своих соотечественников. Им было гораздо труднее найти работу, чем ирландским адвокатам. Вот отчаянное объявление немецкого юриста: «Немец 29 лет, который был на родине адвокатом, ищет любую работу. Он говорит и пишет по-английски и имеет некоторый опыт в преподавании новых и древних языков».

Столбцы газетных объявлений изобилуют предложениями услуг со стороны лиц умственного труда — немцев, между тем как объявлений такого рода со стороны ирландцев, по крайней мере, на страницах «Нью-Йорк дейли трибюн», нет совсем. Это одно из свидетельств различного социального состава немецкой и ирландской иммиграции. Выше приведены некоторые объявления дипломированных немецких интеллигентов, но рядом с ними встречаются объявления служащих, преимущественно торговых и т. п. «Крепкий немец, который пишет, читает и говорит по-английски, ищет работу в конторе, магазине» и т. д.; «Немец хочет наняться в американский магазин, имеющий немецкую клиентуру». Из последних двух объявлений видно, какое значение имел английский язык для иммигрантов, не занимавшихся непосредственно физическим трудом. Автор первого объявления подчеркивает свое владение английским языком, а автор второго, очевидно, этим языком не владеющий, может обслуживать только немецкую клиентуру. Конечно, для общения с американским населением английский язык был необходим, и это относилось к врачам и юристам в еще большей мере, чем к приказчикам.

Участь профессиональных военных

Был в немецкой иммиграции специфический слой — профессиональные военные, главным образом офицеры. Отчасти это были революционеры и близкие к ним элементы, бежавшие от преследований, отчасти искатели счастья и приключений, неудачники, дезертиры. Земляки смотрели на них косо, гражданской профессии у них, как правило, не было. Такие люди с готовностью вступали в американскую регулярную армию, куда коренные американцы шли неохотно, причем офицеры нередко превращались в солдат. В форте Снеллинг на Западе больше половины солдат, по наблюдению Лакиера, составляли немцы. Побывав в Вест-Пойнтской военной академии, Лакиер писал, что там «большая часть солдат и унтер-офицеров, обучающих кадет строевой службе, верховой езде, музыкантов, барабанщиков — немцы». Сторож Вест-Пойнтской библиотеки, не позволивший Лакиеру войти, тоже оказался пруссаком.

Далеко не всем удавалось устраиваться по военной части, остальные чаще всего деклассировались. Офицеры знаменитой во всем мире прусской школы шли в кучера, в конюхи, в кельнеры. В нью-йоркском ресторане Линденмюллера, участника революции 1848 г., кельнерами служили только гвардейские офицеры из Берлина и Потсдама. Нередко офицер попадал в батраки к своему прежнему солдату, который стал в Америке фермером. Таким людям гражданская война, вновь превращавшая их в офицеров, казалась находкой.

Деклассироваться в прямом и переносном смысле пришлось в Америке не одним офицерам, но очень многим представителям интеллигенции. Недаром автор книги для немецких эмигрантов писал, что немецкие интеллигенты в Америке недовольны своей судьбой, хотя и находил их жалобы неосновательными. За несколько лет в США влилось такое большое количество людей умственного труда, которое не могло сразу ни найти себе прямое применение в этой стране, ни рассосаться по другим слоям общества. В немецких центрах образовывалось большое число лиц интеллигентного труда. В Нью-Браунфельсе при населении в 2 тыс. человек имелось 2-3 аптекаря, столько же врачей, адвокатов и священников. Олмстед указывает, что для Юга это было невиданно много.

Многие интеллигентные немцы пытались осесть на землю как по материальным, так и по идейным соображениям, но преуспели в этом лишь некоторые — не хватало ни денег, ни опыта, ни сноровки. Иные стали батраками. Более удачливые разбогатели. В Техасе среди рабочих, как и среди купцов и фермеров, встречаются люди, которые прежде были офицерами, профессорами, студентами всех факультетов, адвокатами, священниками, учителями, даже графами и баронами.

Немало немцев-интеллигентов сделалось слугами, официантами, чернорабочими. Некоторые спились и погибли в нищете. Один нищий на нью-йоркской улице просил милостыни на четырех языках — немецком, французском, английском и итальянском. Очень многие бросались на случайные заработки. Фон Гильза, бывший прусский офицер, командовавший во время гражданской войны полком немецких добровольцев, был до войны тапером в нью-йоркских пивных. Немецкие танцмейстеры маскировались под французов, чтобы легче найти работу.

Но наибольшее количество деклассированных интеллигентов «спасалось» приобретением пивных заведений. «Количество бывших профессоров, офицеров, студентов, делегатов законодательных собраний, адвокатов, судей и дворян, которые, будучи вынуждены вследствие неудачного исхода 1848 и 1849 годов покинуть родину, пытаются теперь добывать средства к жизни в этом городе содержанием пивных и гостиниц, почти невероятно», — так писал в «Нью-Йорк дейли трибюн» автор статьи «Немецкое пиво». Он объяснял это тем, что у таких людей нет другой специальности, нет привычки к физическому труду, но есть друзья; пивную же при этом условии завести нетрудно. «Это не требует знания английского языка, на это нужно очень мало денег или кредита».

В статье описана характерная пивная такого рода. Хозяин ее — в прошлом видный германский демократический деятель, адвокат. На стенах пивной — портреты героев европейской революции — Кошута, Мадзини, Геккера, Блюма. На столах — английские, немецкие и французские газеты. Это — для немецких посетителей, которым нужно за пивом посидеть и поговорить, причем «главной темой бесед в пивных являются политические вопросы, как американские, так и иностранные». Другой немецкий ресторатор также привлекал посетителей тем, что у него всегда имелись французские, немецкие и австрийские газеты.

Многие немцы-интеллигенты разделили участь тех, по выражению Вейдемейера, «Bummler» (бездельник) — так Вейдемейер называл последователей мелкобуржуазных революционеров Кинкеля, Гегга и др. — о которых тот писал Энгельсу из Америки, что они здесь в этих трезвых буржуазных условиях совсем портятся — либо сами обуржуазиваются, либо совершенно опускаются.