Самыми дискриминируемыми иммигрантскими группами были выходцы из Азии, в рассматриваемый здесь период — главным образом китайцы. Это единственная этническая группа, въезд которой был в эпоху свободной иммиграции запрещен — с 1882 г. В предшествовавшие годы нараставшая китайская иммиграция имела большое экономическое значение для США. Достаточна сказать, что на строительстве Центрально-Тихоокеанской железной дороги китайцы одно время составляли 60% рабочей силы.
Содержание
Места проживания китайцев в США
Большая часть американских китайцев осела на Дальнем Западе, преимущественно в Калифорнии. По своему месту в экономической и социальной иерархии они существенно не отличались от других новых иммигрантских групп. Известна их большая роль в строительстве трансконтинентальных железных дорог, но они являлись не только чернорабочими и слугами, хотя тех и других было много. Согласно материалам трудовой статистики, собранным секцией I Интернационала в Сан-Франциско в начале 70-х годов XIX в., китайцы работали моряками, пожарными, горняками, сельскохозяйственными рабочими, ювелирами и т. д., причем почти во всех случаях получали гораздо меньше, чем белые рабочие. Р. Киплинг, попавший у Тихоокеанского побережья США на рыболовное судно, доставлявшее свежепойманного лосося на консервный завод, констатировал, что ловлей рыбы на этом судне занимались «только китайцы». Дискриминация вытесняла многих китайцев в традиционные области женского труда — прачечные, приготовление пищи, домашнее услужение, тем более что в Калифорнии ощущался недостаток женщин.
Попытка ввоза китайцев в южные штаты
После гражданской войны плантаторы Юга пытались ввозить китайцев в южные штаты, на смену освобожденным афроамериканцам, но из этого ничего не вышло. В 1885 г. в примечании к немецкому изданию работы Маркса «Нищета философии» Энгельс писал по этому поводу: «Да и тогда следствием этой отмены (рабства, — Ши Б.) было разорение Юга, которому не удалось заменить открытое рабство чернокожих замаскированным рабством индийских и китайских кули». Последствия одной подобной попытки исследованы американским социологом Дж. Левеном в труде «Миссисипские китайцы». В период реконструкции хлопковые плантаторы дельты Миссисипи ввезли к себе 1200 китайцев в качестве издольщиков. Видимо, иммигранты остались недовольны тяжелой работой, па которой ранее были заняты чернокожие; во всяком случае имеются сведения о китайских бунтах. Однако в условиях Юга другие виды работы — какими, например, занимались китайцы на Дальнем Западе — также были уделом чернокожих. Миссисипские китайцы занялись бакалейной торговлей в городах, для чего требовались очень небольшие суммы и часто привлекалась помощь родственников. Китайские лавки действовали в чернокожих кварталах, которыми гнушались белые купцы и где не было торговцев-чернокожих. Таким образом, китайцы заняли некую социальную «нишу», созданную структурой южного общества. Роль посредников, как неоднократно отмечалось в литературе, часто выпадает в разных географических регионах на долю иммигрантов, этнически чуждых местному населению. Несмотря на браки и внебрачные связи с чернокожими, китайцы ориентировались на общество белых, тянулись к нему и — уже в XX в. — немало в этом преуспели.
Экономическим успехам миссисипских китайцев немало способствовали крепкие и обширные семейные связи в китайской среде, характерные для всей китайско-американской группы. Вообще же на семью американских китайцев дискриминация подействовала прямым и болезненным образом. Из-за, главным образом, различных запретов на въезд в китайской группе сложилось совершенно ненормальное демографическое положение. Около 95% ее до самого XX в. составляли мужчины. В результате многие уезжали на родину и там женились (жен нельзя было привозить в США). Девушек из китайско-американских семей выдавали за пожилых людей. Браки девушек из второго поколения с иммигрантами заключались в китайской группе гораздо чаще, чем в других иммигрантских группах. Социолог Парди Лоу, выросший в сан-францискской китайской семье, рассказывает в автобиографической повести, что отец его был китайский иммигрант, а мать — американская уроженка, «воспитанная в строгих кантонских семейных правилах, характерных для китайского квартала в 1890-х годах». Создание семьи затруднялось для американских китайцев также остатками патронимической экзогамии. Это даже способствовало их расселению по США: не найдя супруга в своем «чайнатауне» («китайский город» — так называют китайские кварталы), люди отправлялись в более крупные китайские колонии США, где было больше вероятия найти подходящего по правилам экзогамии брачного партнера.
Дискриминация и травля китайцев
В еще большей мере, чем другие этнические группы, китайские иммигранты служили козлами отпущения при всех неувязках и конфликтах капиталистического механизма. В сложной социальной системе быстро развивавшейся этнически пестрой Калифорнии они были самой притесняемой, всегда «виноватой» группой. Антикитайское движение на Дальнем Западе распространилось на всю страну и открыло путь всеобщей травле иммигрантов.
Однако травля китайцев являлась не только крайней степенью антииммигрантского движения — она была внутренне связана с античерным расизмом. Широкое распространение антикитайских настроений стало возможным потому, как отмечает известный историк Джон Хайэм, что белое население Америки было уже проникнуто расистскими предубеждениями по отношению к чернокожим и индейцам, китайцы же цветом кожи и другими антропологическими признаками выделялись в Америке как расово отличная группа. В Калифорнии антикитайскому расизму способствовало и то обстоятельство, что около трети её населения составляли выходцы из южных штатов, уже успевшие создать там расистский климат, в частности но отношению к выходцам из Латинской Америки.
В связи с этим в отрицательный стереотип китайца вошли отдельные черты чернокожего стереотипа, — например, специфический, будто бы, запах, — которые широко проникли в американскую литературу. Однако в основном китайский стереотип носил общеиммигрантский характер — он содержал главным образом черты экономического, социального, культурного, а не биологического характера.
Главные черты китайского стереотипа намечены в докладе, сделанном в 1905 г. 3. Максуини в Национальном географическом обществе в Вашингтоне и изложенном в русском журнале «Землеведение». «С течением времени, — говорится в докладе, — „… абсорбирующее влияние Соединенных Штатов преодолевает все различия между расами и нациями, за исключением только одной — китайцев. Ассимиляция этой расы невозможна». Далее говорится об «опасности… монополизации в их (китайцев,— Ш. Б.) руках всех промышленных занятий», о том, будто «в Калифорнии 10% китайских иммигрантов оказываются профессиональными преступниками» и т. д.
Подробные сведения такого же толка содержатся в «Письмах об Америке» за подписью Т. (Н. П. Цакни), помещенных в 1880 г. в петербургском журнале «Слово». «Все это вместе взятое, — пишет Т., — в связи с расовыми и религиозными предрассудками, поддерживает в населении Сан-Франциско всегда напряженное озлобление против китайцев, озлобление, обнаруживающееся нередко нападениями на улицах, а от времени до времени и огульным избиением. Обнаруженное в последнее время китайцами стремление приобретать земельные участки, — пишет далее корреспондент, — … еще более возбудило против них ненависть населения и породило в нем множество чрезвычайно преувеличенных опасений. Язычество, многоженство, проституция, минимальная заработная плата, деспотизм и пр. страшными призраками рисуются в воображении населения и заставляют его требовать крайних мер по отношению к китайцам». Громче всех требовал этих «крайних мер» демагог Деннис Кирни, ирландский иммигрант, стоявший во главе так называемой рабочей партии в Калифорнии. Неоднократно — и всегда в отрицательном духе — упоминал о нем Р. Л. Стивенсон, живший в Калифорнии в годы антикитайской кампапии. Сам Стивенсон со свойственной ему широкой человечностью и доброжелательством ко всем народам писал об американских китайцах с уважением. Он прозорливо замечал: «Недавно уйти должны были ирландцы, теперь — китайцы. Таков боевой клич… Мы можем пожалеть о вольной традиции этой республики, которая любила изображать себя с открытыми объятиями, принимающей всех несчастных».
А теперь, печально заключал Стивенсон, именем свободы орудует «вульгарный малый», который «с ирландским акцентом поносит китайцев».
Запрет на въезд в США для китайцев
Запрещение китайцам в 1882 г. въезжать в США было в значительной мере плодом этой кампании. М. М. Ковалевский, посетивший США как раз в тот год, оценил ее следующим образом: «В ненависти к… (китайцам, — Ш. Б.), так наглядно проявившейся в недавнем решении Конгресса закрыть китайской эмиграции дальнейший доступ в Америку, заметно влияние не одного лишь опасения китайской конкуренции, но и совершенное непонимание особенностей их быта, их религиозных, нравственных и правовых представлений.
Представительница русской журналистики В. Мак-Гахан также справедливо отметила в своих американских корреспонденциях логическую несостоятельность антикитайских законов. «Законы, — писала она, — закрывающие китайцам доступ в страну, проведены именно под тем предлогом, что китайцы селятся особняком,, держатся своего языка и обычаев и не сливаются с местным населением. Между тем такие же тенденции проявляются норвежцами, шведами и немцами в штатах Далекого Запада и итальянцами, поляками, венгерцами по большим городам Востока».
Следует отметить, что в преследовании китайских иммигрантов проявили чрезвычайную активность профсоюзы Калифорнии, а потом и всей Америки. Главным стимулом к этому служила конкуренция на рынке труда, боязнь дешевизны китайской рабочей силы, но расистский яд ощущался во всех антикитайских жалобах. Даже упоминавшийся выше Р. В. Юм писал около 1870 г., в Лондон: «… произошло событие, важное для всех, кто трудится в этой стране. Это — ввоз семидесяти пяти кули, или китайских рабочих, в Массачусетс… полагают, что в нынешнем году их будет в восточных штатах не менее двадцати тысяч». Далее говорится, что китайцы довольствуются малым, быстро обучаются разным работам и подвержены различным порокам. Документ заканчивается почти панически: «Произойдет одно из двух — либо это кристаллизует и объединит рабочее движение по всей стране и позволит нам показать свою силу у избирательной урны, или в продолжение следующего столетия Соединенные Штаты станут полем битвы между восточной и западной цивилизацией, а результата этой борьбы не может теперь ни предчувствовать, ни предвидеть никто».
Н. Славинский описывает многолюдный антикитайский митинг, происходивший в Нью-Йорке 30 июня 1870 г. по поводу того же появления китайских рабочих в Массачусетсе. К чести Славинского (и в отличие его от мелкобуржуазного радикала Юма), он высказывается против антикитайского движения.
Несмотря на жесточайшую дискриминацию, на погромы, на господство в психологии американского общества отрицательного китайского стереотипа (он частично отразился в письме Р. Юма), на запретительные меры, уродовавшие быт и демографические черты китайской группы, — она все же подвергалась ассимиляции по тем же примерно путям, что остальные иммигрантские национальности. Расовые отличия не сделали ее принципиально иной, но обострили отношение к ней и осложнили все ее развитие, что усугублялось обстановкой предимпериалистической Америки, где расизм брал верх и просачивался во все классы общества.
Русские иммигранты в Америке
Можно остановиться на одной из самых малых иммигрантских групп — русской. «Русская эмиграция в Америку, — писал Славинский в 70-х гг. XIX в., — не может быть поставлена в параллель с эмиграцией других европейских народов… и действительно, число наших эмигрантов за океаном не велико: их не тысячи, а едва ли сотни. Русские, которых я встречал, или о которых доходили до меня слухи, переехали в Америку по следующим причинам: одни из-за неудовлетворения условиями жизни и труда на своей родине; другие из страха преследования по делам политическим, третьи по уголовным». Ввиду малочисленности русской группы вторая из перечисленных Славинским категорий особенно выделялась. Некоторых ее представителей — уже в качестве репатриантов — встречал В. Г. Короленко. Он рассказал в «Истории моего современника» о каракозовце А. К. Маликове, который в свое время эмигрировал в Америку, чтобы основать там «свободную коммуну на религиозно-трудовых началах». Маликов был не первым русским, затевавшим в Америке такое предприятие. Самой известной была коммуна Фрея (землеволец Н. К. Гейнс), подробно описанная тем же Славинским, а также писателем Г. А. Мачтетом. Русские коммуны постигала та же судьба, что и утопические коммуны представителей иных народов.
Другой реэмигрант, встреченный Короленко в якутской ссылке, И. Л. Линев, сын разорившегося помещика, в Америке (в 70-х годах) просто нанимался на разные работы. «Ему нужно было войти в американскую жизнь». В конце концов он «завел собственную ферму. Но тут-то у него явилась тоска по родине». Революционная деятельность по возвращении в Россию привела Линева в ссылку.
К той же категории политических эмигрантов принадлежал врач Николай Руссель (Николай Константинович Судзиловский), народник, судившийся по процессу 193-х, бежавший из России и после пребывания на Гавайских островах осевший в Сан-Франциско.
Политическая эмиграция переплеталась с обычной, трудовой. Так, прототипом, в известной мере, героя повести Короленко «Без языка» послужил встреченный автором в вышневолоцкой политической тюрьме «рабочий Девятников… белорус, успевший побывать в Америке в исканиях правды и лучшей жизни».
Русская трудовая иммиграция знала те же явления, что и более многочисленная иммиграция из других народов. Так, по сообщению Л. Г. Дейча, жившего в США в годы первой мировой войны, русские священники в портовых городах селили новичков-иммигрантов на особых квартирах при церквах, а затем устраивали на работу на кабальных условиях, получая за это мзду. Это явление того же порядка, что система падроне. Дейч сделал такое же наблюдение, как Славинский на 40 лет раньше: только русская группа не имела обществ взаимопомощи, клубов и т. п. организаций. Видимо, малочисленность и рассеянность группы не давала ей возможности организоваться.
